И всюду страсти роковые

Через некоторое время и особенно к следующему допросу Колесов успокоился. Следователь поставил перед собой невыполнимую задачу. Щуку бросили в реку (т. е. его, Колесова). Любой более или менее подкованный специалист на такой теме спокойно сделает из мухи слона. Документов, особенно на первых заседаниях суда, было немного. Вывод ответчика Колесова: экономические обоснования, выполненные «Гаммой», использованы в общих документах, подготовленных юристом Николаевой, в выступлениях ее и других специалистов на суде, которые не протоколируются – у наших судов, слава богу, нет сил на это.

Далее: многие доказательства требуют просмотра и анализа большого количества документов, в результате чего появляется кратко сформулированный вывод. Пример – доказанное отсутствие преемственности двух фирм Левитина: сопоставление дат в двух документах решило судьбу дела.

Еще далее пошли в ход более наглые слова – часть документов передавалась судье прямо на заседании, без регистрации, и могла затеряться. Впрочем, признавал он (на этот вопрос отвечали и сотрудники Балуева), какие-то бумаги могли остаться в фирме, но не сохранились за давностью времени.

Он, как главный утопающий, спасение которых дело рук самих утопающих, вытащил из Гражданского кодекса подходящую статью – выполнение работ по договорам оценивается по их результатам, а результаты налицо – решения судов в его пользу.

Следователь печатал и печатал, набиралось много текста. Колесов отработал метод изложения. В частности, постарался очень кратко и четко изложить историю сговора Мелкого и Левитина – на сопоставлении цифр убытков, долга, выручки и т. п. Кажется, на следователя это произвело впечатление. (Как раньше на опера Петренко, решившему тогда прекратить дознание, а впоследствии активно работавшему по указаниям руководства – возбудить уголовное дело).

Пару месяцев он ходил на допросы. Следователь провел три очные ставки. Первая – с зам директора охранного предприятия, к которому Колесов возил договор уступки долга. Разницы в показаниях не было, нарушений тоже, он так и не понял, зачем понадобилось проводить очную ставку.

Вторая – с юристкой завода. Еще до этой встречи следователь несколько раз хитро намекал на то, что работа по последнему договору с «Гаммой» выполнена на самом деле заводскими сотрудниками. Он отбивался просто – да, важный юридический вопрос был разрешен сторонним специалистом – энтузиастом, но он не работник завода. Юридические работы выполнялись бесплатно, в договорах не прописаны. Юристка не возражала в том, что ее касалось.

Третья очная ставка – с оценщиком Огневым. До прихода Колесова следователь допросил его. Теперь он с ядовитой улыбкой спросил:

— Вот товарищ не подтверждает ваши показания о том, что он рекомендовал вам использовать фирму «Гамма» для работы по судебным искам. Что вы на это скажете?

«Что скажу? Струхнул товарищ», — сказал внутренний голос.

Забыть Огнев не мог, недавно они обговаривали эти вопросы в фирме. Внешний же голос повторил занудно и подробно все то же самое, что говорил раньше. Огнев помолчал, затем заговорил:

— Прошло уже много времени, может быть, я не все четко помню. Но, действительно, у нас были беседы о специалистах этой фирмы, и я не исключаю, что в этих разговорах я мог порекомендовать воспользоваться их услугами.

Одумался, однако.

Следователь затребовал характеристики с места жительства и с места работы. Пахнуло славным прошлым.

В жилконторе он показал запрос из милиции, начальница – лицо кавказской национальности – написала, что жалоб от соседей и проживающего населения не поступало, по квартплате большая задолженность (так он выражал протест на отсутствие отопления).

Вторую характеристику писал сам – скромно, но достойно, в целях конспирации подписал не у Бондарева, а у другого руководителя.

Иногда позволял себе скромно шутить на допросах:

— А я вот благодарен милиции и прокуратуре за то, что они излечили меня от гипотонии. У меня всю жизнь было пониженное давление, а теперь нет. Даже повышенное, я перешел на гипертонию, стал хуже слышать, но уж тут, очевидно, правоохранительные органы не при чем.

— Да, это хорошо, что вы не теряете чувство юмора, — говаривал в таких случаях следователь.

Следователь проявил дотошность – по протоколам выявил посещавших судебные заседания сотрудников фирмы Балуева. В фирме их уже не было, но он добрался до них, вызвал на допрос.

Когда-то молодой менеджер, автор плана продажи, напросился на суд их любопытства, за что и был теперь вознагражден.

Еще один подельник – Берман – работал теперь вместе с Колесовым на Моторном заводе. Подошел к нему переговорить. Капризный по натуре, Берман в это время был озабочен проблемой отношений со своей подчиненной. Оба они в начале реформ были видными деятелями демократического движения. Теперь она обвиняла его в сексуальном домогательстве, (на Западе это движение стало модным), гласно заявляла, что если раньше она уступала его требованиям, то теперь она не виновата в том, что у него не стоит, а так, как он хочет, она не может. Берман ее уволил.