И всюду тьма

– Вот, покушать принесла, птенчик мой. Осталось всякого понемногу на кухне, вот и собрала. Хлебушек там, бульончик, рыбка. Кушай, кушай.

Она поставила поднос Ане на колени и села рядом. По комнате разлились ароматы еды, а потом в нос ударила терпкость чеснока и перебила все остальное.

Ничего не исчезло.

Ана печально посмотрела на поднос и перевела взгляд на свою благодетельницу: старушка была сухонькая, вся в морщинах, седые волосы собраны в пучок, белый передник был весь в масляных пятнах, а на лице играла озорная улыбка.

– Что смотришь своими глазищами! Ешь, говорю! – старушка аккуратно подвинула поднос чуть ближе. – Глазища какие, совсем бесцветные. Люди не пугаются? За слепую не принимают? Ну, я-то вижу, что со зрением у тебя все в порядке, вон как вылупилась. Я – Хельга, самый важный человек в доме! – Она гордо приосанилась, а потом охнула и схватилась за спину. – Радикулит, проклятый! Ты зови меня бабусей, все так зовут…

Ана не спеша хлебала бульон, слушая болтовню Хельги. Каждый глоток давался с трудом, тело ломило, горло жгло, однако она запихивала в себя ложку за ложкой, не желая отвергать доброту суетной женщины.

– Где я? – слабо улыбнувшись, спросила Ана.

– Как где, деточка? У мастера. Принес тебя, положил в самую дальнюю комнату и запретил слугам заходить. Опасно, сказал. Сам каждый день здесь бывал, вона смотри, сколько перевязок сделал!

Ана оттянула ворот ночной рубашки и увидела, что торс и бедра замотаны бинтами. По коже побежали колючие мурашки, когда она представила, что мог сделать мужчина с ее бессознательным телом. Живот скрутило, на лбу выступил пот. Но вслух Ана только едва слышно буркнула: «Мог бы и пыль протереть тогда».

– А я что, слуга что ли, давно уже нет. Вот и заглянула, как увидела, что мастер о тебе так печется. Раз он, значит и я. Кто лучше бабуси за больным присмотрит! Да без меня здесь все бы уже к праотцам отправились! Мне вот сто лет уже, а я живу и здравствую, значит и остальные у меня такие же будут! Ты кушай, рыбку я чесноком сдобрила, от всех болезней помогает.

Послышался звук шагов, и в дверном проеме показалась мужская фигура.

– Хельга!

Старушка подскочила от неожиданности.

– Ой, мастер, за что же вы так со старой женщиной, – запричитала она, – я тут вашего подобрыша кормлю, а вы меня в могилу свести вздумали!

Старушка попыталась ретироваться, но путь был прегражден.

– Хельга. Я запретил сюда входить, – негромко, но твердо произнес мужчина.

– Простите за непослушание. – Старушка смиренно поклонилась, но в глазах искрило озорство.

Мужчина отошел и выпустил ее из комнаты, Хельга засеменила вон.

Ана узнала его. Это он был в ее туманных воспоминаниях. Мгновение назад она еще сомневалась, но вот в комнату вошло подтверждение того, что и подвал, и таинственный спаситель вправду существовали. Только что она представляла, что этот человек мог с ней сделать, пока менял повязки, но, увидев его перед собой, она не испытала ни благодарности, ни тревоги. Мужчина подошел ближе и сел на кресло рядом с кроватью. На первый взгляд, он не производил никакого впечатления, кроме того, что имел довольно привлекательную внешность: как восковой фрукт, без цвета, запаха и вкуса, но красивый.

– Как ты? – Его голос не выражал ни грамма беспокойства.

Ана молча разглядывала его, пытаясь понять, что он думает, заглянуть в его мысли. Он сидел расслабленно, положив ногу на ногу, и мягко улыбался, каштановые волосы спадали на лоб, свободная рубашка была расстегнута на несколько верхних пуговиц. Каждым движением, каждой частью тела он выражал спокойствие и дружелюбие, но Ана видела в его зеленых глазах тяжесть и усталость, разочарование, презрение ко всему живому.

Ана затрепетала, но не испугалась. Она знала, что права, но также догадывалась, что ей он не угрожает.

Он отвел взгляд, вздохнул и произнес только одно слово:

– Прекращай.

– Что прекращать?

– Пытаться влезть мне в голову.

– Я не понимаю, – ответила Ана, про себя подумав, что не понимает не только это замечание, но и вообще происходящее.

Она попыталась сесть ровнее, готовясь выяснить, где и зачем она оказалась, но спину резануло острой болью, и послышался слабый звук отрывающихся от ран бинтов.

Мужчина поднялся, подошел ближе и заговорил:

– Я зашел сделать перевязку, позволишь? – Он наклонился над Аной, взялся за край одеяла и начал его стягивать. – Мне придется тебя раздеть, не возражаешь? – мужчина спрашивал разрешение, но в его голосе не было ни смущения, ни неловкости.

Ана отпрянула и прикрылась руками.

– Не позволю, возражаю, – эхом отозвалась она.

Перед ее глазами вспыхнули картины: как с нее сдирают одежду, как наносят удары, как слизывают кровь с самых интимных мест. Внутри все похолодело, Ана распахнула глаза, стараясь сосредоточиться на настоящем.

«Не… поз… во… лю…» Если он не послушает, то она будет готова. Теперь она могла себя защитить. Но мужчина не предпринимал никаких действий. Он просто кивнул и сел обратно в кресло.