И занавес опускается

— Не имел чести, но мистер Фроман прекрасно знаком с семьёй миссис Синклер.

Это была правда. В Нью-Йорке не найти бо́льших покровителей искусства, чем семейство Синклер.

Служанка с сомнением посмотрела на меня, но, тем не менее, провела нас в небольшую гостиную и пообещала представить хозяину.

— Вы же не станете отвлекать мистера Фромана от трапезы? Он как раз собирался обедать.

— Конечно, нет, — любезно отозвался я. — Мы вполне готовы поговорить с мистером Фроманом, пока он ест, если он не против.

Лицо служанки исказилось от испуга.

— Нет-нет, сэр! Он всегда ест один!

Но пока мы ожидали в небольшой гостиной с голубыми диванчикам и вычурными обоями с алыми розами, стало ясно, что этот воскресный вечер Чарльз Фроман проводит не в одиночестве.

Мы услышали мужской голос: глубокий, красивый тенор. Скорей всего, он принадлежал Фроману.

Я поднялся и слегка приоткрыл дверь, соединявшую нашу маленькую комнатку с соседней огромной гостиной.

— Хелен, милая моя, — услышали мы его голос. — Не стоит бояться величия поэта. Конечно, язык отличается от современного. Но в глубине души, это обычная история о девушке, которая глубоко, страстно, всей душой любит парня.

Мы с Изабеллой заглянули в приоткрывшуюся щель.

Чарльз Фроман сидел в кресле, скрестив ноги «по-турецки» — довольно странная поза для взрослого мужчины.

Хотя мистер Фроман определённо не был обычным человеком.

Среднего телосложения с круглым приятным лицом. Этим вечером он надел рубашку в синюю тонкую полоску и чёрные брюки.

Он сидел к нам боком, но я видел, что вокруг его глаз разбегаются морщинки, когда он весело усмехается, подбадривая свою собеседницу.

Она же сидела лицом к нам, и мы могли её прекрасно рассмотреть. Молодая инженю с тёмными, почти чёрными волосами, яркими голубыми глазами и смущённой улыбкой держала в руках несколько листов бумаги — очевидно, её речь в сценарии.

— Это кажется таким простым, когда вы об этом говорите, Чарльз. Но для меня это совсем не просто.

Она печально улыбнулась.

— Чепуха.

Он поднялся с кресла и взмахнул рукой, словно отбрасывая прочь её беспокойство. Теперь, поднявшись во весь рост, он оказался ещё крупнее, чем мне показалось на первый взгляд.

— Я бы не выбрал тебя на роль Джульетты, если бы ты не смогла этого сделать. Давай, попытайся ещё раз. Но на этот раз…

Фроман сделал многозначительную паузу.

— На этот раз я хочу, чтобы ты думала о другом. Не надо больше бояться Шекспира, пусть он и является величайшим из когда-либо живущих драматургов. Не надо переживать о том, что роль Джульетты — крупнейшая в твоей карьере. Ясно?

Фроман начал кружить вокруг девушки, и даже я попал под влияние его голоса.

— Думай о том, что эта пьеса написана человеком, который просто любил театр. Как я и ты. Он жил сценой и изливал глубочайшие чувства, доступные человеку, на бумагу, в свои произведения, созданные специально для его любимого театра «Глобус».

Голос Фромана оплетал, как шёлковая паутина.

— Тебе стоит думать лишь об одном: эта пьеса о парне и девушке и о том, как они безумно влюбились друг в друга. Вот и всё.

Мужчина скрестил руки и посмотрел на собеседницу.

Девушка храбро поднялась с кресла и попыталась заново произнести свои слова:

— Что значит имя? Роза пахнет розой,

Хоть розой назови ее, хоть нет.

Ромео под любым названьем был бы

Тем верхом совершенств, какой он есть.

Губы девушки слегка приоткрылись, и она восторженно посмотрел на воображаемого возлюбленного.

— Зовись иначе как-нибудь, Ромео!..

Она замолчала на долю секунды и почти неслышно закончила:

— И всю меня бери тогда взамен!

Изабелла отошла от двери, я последовал за ней.

Мы слышали, как Чарльз Фроман хвалил и подбадривал свою собеседницу.

— Чувствую себя неуютно оттого, что мы подслушиваем, — покраснела Изабелла, — но, кажется, мы узнали чуть больше о том, каким образом он превращает своих актрис в поразительных звёзд.

Я согласно кивнул, но мог думать лишь о том, что сказала Молли Хансен об Анни Жермен. Она упомянула, что Анни встретила нового мужчину — того, кто собирался сделать из неё звезду. И Фроман определённо обладал знаниями по литературе, необходимыми для написания писем, лежавших рядом с первыми двумя жертвами. Но он продолжал мило хвалить и всем своим видом показывать, что он — добрейшей души человек.

Не знаю, каким был наш убийца, но я точно его представлял себе не таким.

Я раз за разом учился не принимать во внимание предвзятое мнение.

Существовала ли возможность, что человек, которого мы ищем, и есть Фроман?

Мы услышали тихий голос служанки: скорей всего, она доложила о нашем приходе. А может, и о доставке ужина.

До нас донеслось непродолжительное бормотание, а затем мы вновь услышали Фромана.

— Конечно, начинай есть, милая моя. Зачем откладывать ужин из-за моего отсутствия? Я быстро разберусь с ними и вернусь, дорогая.

— Как вы думаете, он ко всем своим актрисам так обращается? — громким шёпотом спросила Изабелла.