Имя Роберта Коби мне ни о чём не говорило. Я был абсолютно уверен, что за время расследования оно не попадалось мне на глаза.
Я долго сидел на стуле и смотрел на стоящий передо мной шкаф.
Я просмотрел, по меньшей мере, семьдесят пять отвергнутых сценариев. И нашёл одну-единственную записку, написанную рукой убийцы и вложенную между двух рукописей, которым не суждено было увидеть свет: рукописью Льва Айзмана и рукописью Роберта Коби.
Один из них написал эту записку. Но кто именно?
Сам автор сценария — Роберт Коби? Или разочарованный отказом помощник Фромана — Лев Айзман?
Я изучил подпись Айзмана на напечатанном на машинке письме. Она была такой же, как и на предоставленном доктору Вольману образце — «неубедительной». На мой взгляд, она не была похожа на почерк в записке — но ведь я не эксперт.
Я знал о Льве Айзмане достаточно, и он мне не нравился.
Но был ли он убийцей?
А Роберт Коби был пока лишь неизвестным именем. Я хотел выяснить, кто он такой.
Алистер был прав: для того, чтобы остановить убийцу, не обязательно знать, как он выглядит; нужно лишь предсказать его следующий шаг.
Однако я не мог допустить ошибки в подобном деле. Не лучше ли знать соперника в лицо?
Я знал, где находится Шелтер-Айленд. Впервые у нас появилась существенная зацепка, хотя я и понимал, что всё не будет просто; мы не сможем просто прийти по адресу и арестовать живущего там человека, как жестокого убийцу.
А вдруг будет?
Странности иногда случаются.
По доносящимся снизу звукам я догадался, что начался антракт.
Меня уже один раз чуть не поймали; не стоит рисковать снова.
Опасаясь, что кто-то может зайти, я вернул всё на свои места. Но забрал с собой записку и первые страницы рукописей Льва Айзмана и Роберта Коби. Надел пиджак, выключил свет, положил в карман найденные улики и выскользнул в коридор; дальше вниз по ступенькам — и вот я уже смешался с толпой в лобби.
Изабелла по-прежнему сидела в зале.
— Где ты был, Саймон? — с упрёком поинтересовалась она. — Ты сказал, что вернёшься быстро, но тебя не было весь первый акт!
— Обещаю, что всё расскажу, как только вернёмся в квартиру Алистера, — я попытался улыбнуться. — Я принесу твоё пальто, хорошо?
Изабелла поднялась с кресла, недоуменно глядя на меня.
— Ты заплатил пять долларов, чтобы получить эти места — между прочим, одни из лучших в этом театре. А теперь хочешь уйти, не посмотрев второй акт? И это с учётом того, что ты полностью пропустил первый?
Я извинился и сел в своё кресло, решив, что могу позволить себе насладиться оставшейся частью «Питера Пэна» и компанией Изабеллы.
Всё, что я узнал, может подождать окончания спектакля. Как бы мне ни была любопытна личность Роберта Коби, я точно не поеду на Шелтер-Айленд в это время.
Поэтому я сидел и наслаждался игрой Мод Адамс. В один момент она, танцуя, буквально перелетела по воздуху через всю сцену, сорвав у аудитории бурю аплодисментов.
Утопая в бархатном кресле в поглотившем меня полумраке зала, рядом с сидящей со мной Изабеллой, я почти смог забыть всё, что меня тревожило. Почти.
Убийца, которого мы ищем, всё ещё на свободе, а значит, у нас нет времени на развлечения.
И всё же, когда в зале зажёгся верхний свет, когда мы с Изабеллой направились к выходу, где нас ждал извозчик, и я легонько касался её руки — в тот момент я осознал, насколько просто было бы привыкнуть к подобной жизни.
Слишком просто.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В то утро выпал холодный мокрый снег— такой, что мне захотелось оказаться где угодно, только не на борту маленького парома, идущего на Шелтер-Айленд.
Это оказалась непростая поездка.
Мы с Алистером сели на первый же поезд из Нью-Йорка до города Гринпорт на Лонг-Айленд. Оттуда мы пересели на паром, и сейчас плыли по непокойным серым водам залива.
Когда мы обогнули Гринпорт-Бэй и направились к причалу в Шелтер-Хайтс, я крепко схватился за поручни, глядя на полоску приближающейся земли. Алистер остался в рубке, укрываясь от непогоды, очевидно предпочитая сигаретный дым, а не льющий, как из ведра, ливень.
Мы еле уговорили Изабеллу остаться в городе и помогать доктору Вольману с новыми образцами почерков, которые я добыл на вчерашней вылазке в театре. Их исследования будут неплохим подтверждением того, что мы сегодня найдём.
Мне было необходимо это ощущение ветра и капель дождя, падающих на лицо.
Они заставляли мой мозг работать. И даже неприятная ноющая боль в раненой руке, появившаяся в подобную погоду, успокаивала меня сейчас.
Волны бились о борт нашего парома и швыряли его по волнам, словно он был детской игрушкой, и я боролся с необъяснимым чувством страха.
Я не сомневался, что мы пристанем к берегу.
Но терпеть не мог паромы.
И уже в который раз за последние несколько дней задался вопросом: зачем я всё это делаю?