И занавес опускается

— Нам ещё нужно показать ей кольцо, — ответил он. — Терпение, мой друг, терпение.

Через несколько минут миссис Вандергрифф вернулась с книгой цвета слоновьей кости. Она неохотно передала её Алистеру.

— Как я уже сказала, стихи прекрасны, — она неловко замолчала.

Алистер протянул мне книгу, и я увидела, что каждое стихотворение было тщательно отпечатано на машинке и окружено сложными иллюстрациями, в основном — цветочными.

Миссис Вандергрифф была права: их эмоциональный тон был нежен и тонок; так может чувствовать себя только родитель, потерявший ребёнка. Ни от одного из стихов не веяло страстью или романтикой.

Миссис Вандергрифф приложила ладонь к сердцу.

— Он сумел выразить словами все мои чувства к Франсин. Мою вечную привязанность. Моё горе и мою утрату.

Я отвернулся, когда она достала из кармана кружевной платок и промокнула глаза — чувствовал, что вторгаюсь в нечто глубоко личное.

— Благодарю вас, миссис Вандергрифф. И ещё кое-что…

Алистер выложил на кофейный столик, стоящий между нами и женщиной, кольцо с сапфиром и бриллиантами.

— Это кольцо могло принадлежать Франсин?

Миссис Вандергрифф застыла.

— Где вы его нашли?

Слова вышли отрывистыми, а голос женщины охрип.

Она потянулась, чтобы коснуться кольца, и отдёрнула руку, словно испугалась чего-то. Затем снова протянула руку… Наконец, она справилась с собой и осторожно взяла кольцо, легко проведя указательным пальцем по ободку.

— Кто-то на Шелтер-Айленд нашёл кольцо и отдал его нам, зная, что мы планируем с вами встретиться, — ответил Алистер, мешая правду с ложью.

— Где именно? — её глаза перебегали с Алистера на меня и обратно.

— Недалеко от отеля, — ещё одна полуправда.

На лице миссис Вандергрифф отразилось облегчение.

— Ну, конечно, она часто гуляла по дороге вдоль отеля.

Она крепко сжала кольцо в ладони и прижала его к груди.

— Мы с её отцом… Мы подарили Франсин это кольцо на её восемнадцатилетие. Всего за год до того, как её потеряли.

— И ещё один вопрос, который может показаться странным: ваша дочь когда-нибудь ломала палец?

— Да, конечно, — удивлённо посмотрела на нас миссис Вандергрифф, — ей тогда было десять. Мы взяли её с собой на лодку, и она повредила палец, катаясь на мачте.

Мы с Алистером переглянулись.

Конечно, мы пока ничего не могли ей сказать, поэтому Алистер пробормотал что-то вроде извинения, которое, казалось, успокоило её; тем более что сейчас все её мысли были заняты найденным кольцом.

Я практически не чувствовал вины. Если ждать плохих новостей так долго, то несколько дней уже ничего не изменят.

Я потянулся за кольцом.

— Нам нужно это кольцо ещё на некоторое время. Потом, я обещаю, мы вернём его вам, миссис Вандергрифф.

Она неохотно сдалась.

Алистер взял сборник стихов, раскрыл его, просмотрел несколько строк и протянул книгу миссис Вандергрифф.

В этот момент из-за обложки выпал белый конверт. Алистер поднял его, протянул женщине, и она спросила:

— Не хотите взглянуть на фотографии Франсин? Мы сделали их в последнее проведённое вместе Рождество.

Мы не смогли отказаться.

Мне не терпелось поговорить с Малвани и продолжить это дело.

Я почти не смотрел на фотографии, когда она протянула их мне; на каждом снимке была изображена красивая девушка с высокими скулами и вьющимися каштановыми волосами. Она явно унаследовала уверенность и решительность своей матери — это было видно и по её позе, и по выражению лица.

Я быстро взглянул на последнюю фотографию: группа молодых людей собралась вокруг пианино на рождественском вечере; на заднем фоне виднелась украшенная ёлка.

Я снова вытащил карманные часы: почти девять утра. Нам пора уходить.

Однако что-то заставило меня ещё раз взглянуть на последнюю фотографию.

Я сосредоточил своё внимание на человеке, который широко улыбался в заднем ряду. Даже на чёрно-белом снимке были хорошо заметны идеально уложенные волосы и ровные, белые зубы. Он смотрел на меня с фотографии, словно издеваясь над неспособностью его узнать.

Ведь это лицо я уже видел ранее.

— А как этот человек связан с Франсин и Робертом? — взволнованно поинтересовался я.

— О ком вы говорите? — устало произнесла миссис Вандергрифф.

— Здесь, во втором ряду, сразу за Франсин, — показал я.

Но миссис Вандергрифф, казалось, окунулась в воспоминания и плохо меня слышала.

— Милый мой, — вздохнула она, — вы, похоже, совершенно запутались. Как Роберт мог знать его? Вы же показываете на самого Роберта!

Мы продолжали непонимающе взирать на неё.

Озадаченная нашей реакцией, миссис Вандергрифф добавила:

— Эта фотография сделана здесь, в нашем зале, рядом с пианино.

Мы снова взглянули на человека с очаровательной улыбкой, чья книга стихов и внимательное отношение так пленили эту великосветскую даму.

На того самого человека, который убил её дочь.

На человека, который больше не носил имя Роберта Коби.

Он знал о каждом нашем шаге, потому что прикрытие нашего расследования было его работой. Алистер довольно близко с ним работал. Слишком близко, я бы сказал.

Внезапно всё встало на свои места.

Разочаровавшийся драматург.

Уважаемый театральный критик из «Нью-Йорк Таймс».

Роберт Коби.

Джек Богарти.