И жизнь, и слезы, и любовь

Лёня был легкий человек. Он быстро психологически оправился от травмы, которую ему нанесла жена. Супруга предлагала ему возобновить отношения. Он наотрез отказался… От этой женщины ему все равно легко отделаться не удалось — она у Ярошевского отсудила квартиру…

Говорят, с милым рай в шалаше. В случае с Лёней все было именно так. Площадки, на которых мы выступали, даже не всегда клубами можно было назвать. Были какие-то избы-читальни, красные уголки…

Холод страшный — зима на дворе. В каком-то месяце мы умудрились дать шестьдесят четыре концерта! По три рубля сорок копеек за каждое выступление. Но мне тогда было все равно, где выступать, за сколько, — хоть даром. Все начиналось. Мне казалось, что я в одном шаге от осуществления мечты. Я была счастлива, любима, и жизнь меня несла вперед на всех парусах.

Суточные мы называли шуточными. На еде приходилось экономить. Во времена этого, первого в моей жизни, «турне» я впервые попробовала картошку, жаренную на маргарине. У нас дома все делали на сливочном масле. Лёнька — опытный гастролер — всегда возил с собой какие-то плиточки-судочки-кастрюлечки для приготовления еды. Мы питались консервами странного содержания и таинственного происхождения. Дежурным блюдом была морская капуста — по сорок копеек банка. Дешево и сердито. Ею я наелась на всю жизнь вперед: до сих пор ничего, в чем содержится морская капуста, видеть не могу без тошноты. Что бы ни говорили про ее уникальные полезные свойства.

В первой гастрольной поездке меня восхищал опыт моих филармонических друзей, которые были вооружены до зубов всякими бытовыми походными мелочами. Например, ребята своими руками из проводов и проволок смастерили сверхмощный кипятильник, который нагревал графин воды всего за полминуты. Однажды в каком-то захудалом городишке мы с Лёнькой поздно вечером возвращались с прогулки. Улицы, конечно, освещались только светом, горевшим в окнах домов. Вдруг внезапно во всем городке так упало электрическое напряжение, что стало почти совсем темно.

— Наши чай пить садятся, — объяснил Лёнька…

Саратовская гостиница «Европа» была раем по сравнению с теми «отелями», где нам приходилось жить. Удобства во дворе. Температура в помещениях — +5–7 градусов. Спали не раздеваясь, под тремя одеялами. Концертные площадки, естественно, тоже не отапливались.

Но я себя чувствовала актрисой. Старалась выглядеть на все сто. Нормальную одежду купить было негде и не на что. Мы сами рисовали эскизы каких-то нарядов. Шили все на заказ. Какие-то ткани где-то доставали всеми правдами и неправдами. В середине восьмидесятых мода была дурацкая: немыслимые штанишки, кофты-разлетайки…

Художественным руководителем Саратовской филармонии был Александр Ершов. Он ко мне с пиететом относился: я ему нравилась как солистка. Говорил, «маленькая еще, но толк будет». Я, как к отцу, приходила к нему и рассказывала: туалеты страшные, холод смертельный. Он мне отвечал:

— Иначе не бывает! Тот, кто хочет быть на сцене, должен пройти хорошую школу!

Я только грустно вздыхала:

— Судя по всему, я ее сейчас и прохожу…

В тот период моей жизни, во время одной из кратких передышек между изнурительными гастрольными разъездами по области, со мной произошел эпизод, который мог бы в корне изменить мою жизнь, повернуть карьеру совершенно в другое русло.

Тогда в Саратове жил композитор — ныне всем известный Виталий Окороков. Он мне предложил:

— Я написал несколько песенок и сейчас под них коллектив собираю.

Не помню, упомянул ли он мне сразу название будущей группы — «Комбинация». Но точно сказал, что это определенно будет коллектив века. Группа будет много гастролировать, будет звездной. Я послушала-послушала: «Америкэн бой, уеду с тобой!» Такое предлагают мне, исполнительнице джаз-рока!

— Нет, Виталий, спасибо, не хочу. Допустим даже, я стану трижды звездой — все равно не надо!

— Ты пожалеешь об этом.

— Пожалею так пожалею. Видно, такая моя судьба…

И другие девочки-саратовчанки стали колесить по всей стране, исполняя произведения, которые тогда наиграл мне Окороков на собственном рояле…

В юности я была очень самоуверенна. Мне казалось, я самая лучшая в мире и все двери должны передо мной открыться. Надеюсь, такая установка никак не отражалась на моем стиле общения с людьми. Подобная внутренняя психологическая линия часто помогала мне открывать двери, побеждать.

А дальше… Дальше я не то чтобы теряла уверенность в себе. Пожалуй, просто появился более объективный, реалистичный взгляд на вещи, на саму себя.

Сравнивая себя нынешнюю с собой прошлой, могу сказать одно: как много надо знать, чтобы понять, как мало ты знаешь.

Первая любовь

Я уехала на сессию