и звук, и отзвук: из разных книг

Заколодило наши пути.
Развело –   и путей не узнаешь.
Жар еще не сошел, погоди!
Веет липой –   а ты уезжаешь.
Сохнут губы, и пальцы как лед.
Что случилось? С какого недуга
так горячечно липа цветет
и глаза избегают друг друга?
Ни о чем я тебя не прошу,
уезжай –   наша связь добровольна.
На вечерний перрон провожу,
уезжай, уезжай –   мне не больно!
Всё равно! Что тянуть канитель,
если память копейки не стоит?
Застилай на дорогу постель,
и не стоит об этом, не стоит…
И когда отшатнувшийся свет
поплывет и закружатся тени,
 – Я любил тебя! – выдохну вслед
и –   ступени, колеса, колени.
И экспресс застучит второпях,
и стремглав за экспрессом летящим
горы шлака на черных путях
вдруг откроются в небе горящем.
Вот и всё. И обдаст колею.
И заклинит рычаг семафора.
Ничего. Я и это стерплю.
…И отпустит. Теперь уже скоро…

1970

* * * («…И пока гомонит воробьиная ночь…»)

…И пока гомонит воробьиная ночь,
я скажу тебе так: ни к чему эти счеты.
С нас довольно! Не воду ли в ступе толочь –
объясняться, когда целый мир на двоих?
Мы в расчете со всеми, и эти щедроты –
только мелочь надежд, и довольно о них!
Воробьиная ночь, это всё ее зной,
грозовая испарина душной столицы.
Как деревья шумят помертвелой листвой!
Как сверкают зарницы, дождем обходя!
И, шарахаясь сослепу, мечутся птицы,
клювы жадно раскрыв. И ни капли дождя.
И ни грусти, ни радости –   и никакой
ни грозы, ни прохлады, лишь ветер горячий,
да еще тополя сыплют спермой сухой,
да еще прожитое меж пальцев течет,
да еще все амбиции, все неудачи,
да еще, да еще… О погашенный счет!
Всё погашено… Всё, что могли погасить!
Для чего же душа еще жжет головешкой?
Я, наверно, устал, и обиды сносить
нету сил… Я устал… Это жар или бред?
Так чего же ты медлишь? Скорей же, не мешкай,
брось мне вызов и ты –   это лучший ответ!
Чем больнее, тем легче. И прочь этот вздор!
Утром дворники встанут и падаль ночную –
эти перья и пух, засорившие двор, –
на ребячью потеху сгребут и сожгут.
Ты –   свободна! К чему же тебя я ревную?
К безрассудству, с которым и птицы не мрут?
Воробьиная ночь, воробьиная мгла.
Всё смешалось в одно, а нельзя ошибиться.
Я спокоен, и там, где лишь пыль да зола,
уголек еще пышет, пытаясь помочь.
Я спокоен, спокоен, но страшно решиться.
О, пролейся ливмя, воробьиная ночь!

1971

* * * («Робея, сама прибежала…»)