Михаил (хватает официантку за талию, та в свою очередь вырывается). Ты совсем спился, дед… Я это слышу каждый день. И что с этого? Я уже помер от водки? Нет! Ты померла? Нет!.. Знаешь, у меня был друг…
Официантка. У тебя друг?! Никогда не поверю… Собутыльники даже у тебя случайные.
Михаил. Может ты и права… Плесни ещё.
Официантка (уходя). Помрёшь скоро!
Михаил (разглядывает свою тень). Помру… Помер, правда, уже…
Человек, сидящий за соседним столиком (поднимая стакан). За то, чтобы помирать не от водки!
Михаил (проводя рукой по стене, желая осязать тень). Совсем не похож на себя.
Немой поэт
Всё, изложенное в этом произведении, не является исторически подлинным, и носит лишь литературный характер. Но это не значит, что пьеса не должна восприниматься всерьёз. Наоборот, вопросы, поднимаемые в ней, требуют глубокого и серьёзного осмысления…
Многие, наверняка, спросят, почему пьеса, рассказывающая о знаменитом белорусском поэте, написана на русском языке. Ответ на этот вопрос можно найти в тексте, а здесь хочется сказать только одно: собой необходимо быть везде и во всём, даже в языке. Напиши я её по-белорусски, и она потеряла бы свою, и до того хрупкую, связь с автором. Да и разве можно писать на языке, которым не владеешь в совершенстве? Это говорило бы о неуважительном отношении к читателю и литературе…
Т. Г
Янка Купала, великий поэт
Молодая женщина (она же нагая и седая женщина), муза Купалы
Грузин, чекист
Нищий
Полковник КГБ
Первый писатель
Второй писатель
Третий писателей
Задумчивый писатель
Знаменитый белорусский писатель
Оглядывающийся писатель
Жена второго писателя
Разные литераторы
Большая и мрачная комната, освещаемая бледным холодным светом. Серые обои, чёрный пол, кровать в центре, и полное отсутствие какой-либо другой мебели — всё это создаёт ощущение причастности к чему-то непонятному, ужасно далёкому, мистическому… На кровати, связанный прочными верёвками, лежит Купала. Волосы его седы, глаза покрыты мутноватой плёнкой смирения; он неподвижен. Из-за кулис тяжёлой нерешительной походкой выходит молодая женщина. Подойдя к кровати, она резким движением сбрасывает с себя халат, и, теперь, нагая, нагибается к полу, дабы поднять обрубок верёвки. С обрубком в руке отходит на один шаг назад, замахивается им на лежащего поэта. Конец верёвки ударяется о железную спинку кровати. Янка закрывает глаза.
Нагая женщина (яростно). Чего ты хочешь? (небольшая пауза) Чего добиваешься?
Купала молчит, словно его немота — это врождённое… Опять удар — и от свиста закладывает уши. На этот раз, удар приходится прямо по лицу, застывшему в выражении смирения. Поэт морщится от боли.
Нагая женщина (с ещё большей злобой в голосе). Это за девятьсот пятый, жалкий ты человек! (обрубок выпадает из руки. Женщина закрывает лицо руками)… За семнадцатый! За тридцать девятый! За девяносто первый! За безвременье, — за твоё безвременье! (пауза. Припадает к связанным Купаловским ногам. Плачет. Сквозь плач)… Да хотя бы, за твоё имя… (жалостливо смотрит на окровавленное лицо; вглядывается в глаза, пытаясь уловить ту титаническую мысль, что заставила народ содрогнуться).
Женщина поднимает с пола мятый халат. Вытирает краем халата окровавленную щёку писателя. Она делает это с такой нежностью, что свет будто бы перестает быть столь холодным.
Нагая женщина (нежно). Ну ничего…