Я подобрался, собрав в кулак всю свою сущность, сконцентрировавшись полностью, чтобы быть готовым ко всякого рода неожиданностям, — я сосредоточился на нападении и вошел на базу к людям как враг. Защита станции была рассчитана на нападение халанских зверей и совсем не годилась для отражения агрессии разума — я легко проник внутрь и принялся за свое черное дело. Сначала я отбирал жизнь ударом кулака, а потом, когда ударные бугры сточились, разрывая горло. Я отбирал жизнь еще несколькими способами, разрывая тела людей на куски, но тогда меня интересовала отнюдь не технология этого процесса, поэтому я и не буду останавливаться на ней.
Я удивился, узнав на собственном опыте, какая колоссальная разница в силе и быстроте существует между человеком и халанином; я удивился тому, как легко мне было расправляться с людьми, а ведь большинство из них составляли крепкие спортивные мужчины — но я совершенно не чувствовал их сопротивления, расправляясь с ними как с куклами или же манекенами.
Я убивал, всегда глядя в глаза тому, у кого забирал жизнь — так я понял каково, быть лютым зверем!
Я все время задыхался в бедной атмосфере Земли, и когда вышел наружу, то должен был некоторое время просто стоять, чтобы отдышаться.
Я — халанин — не был жесток: я просто был вне людских понятий о добре и зле, ибо я не был человеком: там, на базе, тогда, в тот час, я не принадлежал миру Земли, я не принадлежал к виду человека разумного, а то, что еще несколько минут назад я был им, присутствовало во мне исключительно в форме воспоминаний и прошедших ощущений; однако сначала, перед самыми первыми ударами, я все же чувствовал свою вину перед этими несчастными, и это чувство вины только усилилось после того, как я сделал свое дело — убитые мной люди не были ни в чем не виноваты — им просто не повезло!
Но я почти не чувствую себя убийцей сейчас, вспоминая о том моем поступке, — и почти нет во мне чувства вины за ту мою бойню! Люди — средства для достижения определенных целей существом, которое не является человеком, то есть мной, а значит, какое тут может быть чувство вины и перед кем? Правда, все эти рассуждения призваны заглушить то чувство вины, которое, хоть и значительно приглушенное с течением времени, но все же присутствует во мне и ныне, когда я вспоминаю эту кровь, — все же, я изначально родился человеком, и поэтому переживания людей близки мне; даже сейчас, когда я пишу эти строки, вспоминая былое…
Я поднялся на холм к «отцу». Мои руки были в буквальном смысле по локоть в крови, и от пролитой крови я стал весь в пятнах и потеках темно-малинового цвета. Свою юбку я потерял, когда один из умирающих, падая, схватил меня за нее и сорвал, но сейчас мне были безразличны эти мелочи.
— Я видел смерть, я делал ее, — сказал я «отцу», — и я осознал то, что я сделал в космосе.
— Одиннадцать триллионов человек, — ответил он, — вот начало твоего боевого пути.
Я задумался, а затем, примерно подсчитав численности населенных планетарных систем, сказал:
— Так значит, я и во второй раз тоже попал удачно.
— Да, — подтвердил мой «отец».
— Что будет с этой базой? — поразмыслив, спросил я.
— Пора заметать следы, — ответил «отец», — ты же не хочешь, чтобы деяния твоих рук попали земным исследователям в лаборатории. Смотри, — продолжил он, показав рукой на небо, — бело-голубые птицы уже прилетели.
— Но там осталось много живых людей, — в раздумьи проговорил я.
— Микробы, принесенные тобой, сделают свое дело, поэтому для оставшихся там эти птицы будут наилучшим концом — люди умрут не так мучительно.
Стая бело-голубых птиц атаковала базу со всех сторон: строения, башни и даже забор — все было в огне разрывов. Мы слышали отдаленный грохот боя, и вскоре увидели, как заклубился черный дым. Люди в скафандрах вместе с роботами метались между домиков и взрывов, а затем падали, покалеченные и убитые. Нападающие птицы тоже падали, пронзенные и обезображенные белыми лучами плазмы, но лучи вскоре прекратились — вся защитная автоматика базы была поражена.
Поселение горело: ветер раскручивал зеленовато-желтые языки пламени, и черный дым клубами уносило в небо, однако до нас жаркое дыхание пожара не доносилось. Я подумал, что в атмосфере Халы хорошо горит то, что на Земле горит с трудом, — нагретый фтор и озон делали свое дело.
— Все кончено, — сказал «отец», глядя на пепелище.
Я очутился на корабле, вновь увидел знакомую роспись стен и потолка; на мне не было ни кровинки, не было ни ударных бугров, ни когтей — я снова стал человеком. Я вошел в рубку и сел в свое кресло. Корабль гасил свою околосветовую скорость, все ближе и ближе приближаясь к планете. Скоро мы прибудем на космодром и выйдем на землю. Скоро…
Глава 6.
Тайга и звезды.