'Я'

Но вернемся ко мне — я играл в футбол, менял любовниц и гулял с тигром, а главное — я писал сказки и несколько научных трудов. Художественных произведений я читал мало — по-моему мнению, если слишком много читать чужого, то своего не успеешь написать. Сказки я писал для души, которая требовала светлой доброты после всех этих ужасов войны; наука же мне нравилась еще с довоенных времен, но всерьез заняться ею мне помешали сначала женитьба, а потом — война; теперь же у меня было много свободного времени, а главное, после войны моя мысль окрепла, я стал мыслить шире и свободнее, перестав бояться авторитетов и, что еще важнее, бояться собственной тени в процессе мышления, когда мысль моя обдумывала неизвестное. Я не думаю, что причиной моих успехов в научной деятельности была моя нечеловеческая часть, скорее всего, причины были те же, что и у обычного гения — природа, воспитание и наличие свободного времени. Я не хвастаюсь — мои работы были в полной мере признаны людьми: часть — еще до моей смерти, а часть — уже после, но были признаны все; мое имя внесли в энциклопедии, поставили памятники, назвали улицы и города в мою честь — это ли не говорит о признании моих заслуг перед человечеством?!

Работа ценится по результатам труда, а не по накопленной усталости!

Меня интересовали физика, химия, математика, биология и смежные науки — в этих областях я занимался исключительно теоретическими изысканиями, потому что не имел никакой склонности к практике и к постановке научных экспериментов. Процесс размышления у меня получался легко и естественно, как дыхание, — я просто думал и получал результаты. Конечно, мне самому процесс творчества давался нелегко: время получения результата и сам результат были в значительной мере непредсказуемы, работа требовала очень большого напряжения ума (иногда, как мне казалось, я был близок к безумию), однако полученный ответ давал такое неизъяснимое наслаждение, которое было чрезвычайно сильным и стойким — его хватало на многие годы, и ничто в этом мире не могло сравниться с радостью успешного творчества!

Я стал в какой-то мере похож на Хозяев Миров, ибо в творчестве ты всегда властелин мира, который создаешь, — его законы — твоя воля!

В процессе мышления я приходил к таким выводам, которые при дальнейших рассуждениях и последующем осмыслении оказывались частью истинными, а частью — ложными, но настоящий конечный результат, по моему мнению, должен быть верен при всех тех допущениях и для всех тех условий, при которых он был получен, и только такие выводы я осмеливался опубликовывать в качестве гипотез.

Только начав писать сам я понял, почему лучше написать свое мнение, чем высказывать его: когда ты пишешь, ты имеешь возможность обдумывать все многократно и не торопясь, постепенно и обстоятельно отшлифовывая свою мысль до идеальной красоты и четкости; кроме того, тебе не нужно обращать внимание на реакцию слушателей и на то, как ты выглядишь в их глазах, — когда ты пишешь, ты можешь сосредоточиться исключительно на самом процессе обдумывания мысли — ты можешь обдумывать ее сколько угодно: день, месяц, год или даже всю жизнь, однако когда ты говоришь, тогда ты не имеешь всех этих возможностей, поэтому говорить лучше всего то, что ты уже давно и многократно обдумал и написал.

И кроме того, следует помнить о том, что каждый слышит только то, что он хочет услышать и то, что он может воспринять из услышанного.

Написанное — это «вещь», а сказанное — это все-таки «воздух», поэтому текст для восприятия кажется более надежным источником информации (по тексту можно перемещаться во всех направлениях, сколько угодно раз возвращаясь к одному и тому же месту, — с чужими словами это сделать гораздо сложнее), именно поэтому людям легче понять написанное. Правда, бывает, что дивная идея вдруг сама выскочит в разговоре как будто бы из ниоткуда, но это исключение, которое происходит так редко, что лишь подтверждает правило: прежде чем высказывать серьезную мысль, сначала следует написать и обдумать ее.

Научные труды и сказки я считал работой, а все остальное — мелочью, занятиями низкой важности и неприоритетными делами, поэтому-то все свободное от работы время я тратил по настроению: захотел — поиграл в футбол, погулял с тигром или же без него, а не захотел — поделал что-нибудь другое, например, полечил людей, — и делал это все не регулярно, а по желанию.

Кто принадлежит всем, тот не принадлежит никому, даже самому себе!

Я — один, а людей слишком много для меня одного, и не для того даны мне мои сверхчеловеческие способности, чтобы в полной мере, постоянно, как машина, тратить их на людей, не для того!