«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

Официальная весть о том, что «Стойло Пегаса» выставили на торги за долги перед «Моссоветом» — обрушило «рынок» его частных долговых обязательств, а умело пущенная сплетня, что здание кафе просто-напросто изымается властями столицы под рабочий клуб завода Михельсона — превратила их в простой бытовой мусор.

Надо пояснить, что со времён основания в 19-ом году практически весь персонал заведения — женский (кроме разве что румын-музыкантов в вышиванках) и, Надежда Павловна — найдя к каждой индивидуальный подход, действовала через них.

Дружный коллектив баб — это непреодолимая сила!

Короче, 28 апреля аукциона по продаже «Стойла Пегаса» не состоялось — он произошёл несколько раньше и, это был не совсем такой аукцион — каким он был в «реальной» истории…

Вернее, это был — совсем другой аукцион!

Но про него чуть позже.

«Первый акт» происходил почти без моего участия и, второй так же — прошёл без меня.

Выкупив, чуть ли не буквально «за копейки» почти все долги, Надежда Павловна созвала на общее собрание поэтов-акционеров (это так — для рифмы, среди них были не только поэты): Брюсова, Мейерхольда, Якулова, Шершеневича, Мариенгофа… И других до кучи, имена которых не столь известны. Как стальной рукой в замшевой перчатке — она поставила им условие: они не вмешиваются в менеджмент заведения — получая за это хоть и, небольшой — но твёрдый процент от его доходов:

— Согласитесь: всё же лучше иметь малое — чем вообще ничего!

Те, видно давно махнув рукой на хоть какие-то доходы, легко согласились. Единственно, имажинисты — единогласно были против участия Есенина в доходах:

— Его здесь нет, значит — он сам добровольно отказался от своей доли.

Вообще, они имели на своего бывшего лидера страшно большой «зуб» — сравнимый по размерам с бивнем давно вымершего мамонта, за предательство — по их мнению, самой идеи имажинизма.

Поэтов-профессионалов в столице в те времена насчитывалось не менее пары тысяч — не считая «понаехавших» со всех сторон страны любителей, превратившихся в литературных бомжей. Все они почти без исключения объединились в «поэтические школы», течения, направления:«ничевоки», «имажинисты», «конструктивисты», «акмеисты», «парнасцы», «заумники» и многия, многия, многия… Эти группы, с непримиримостью гвардейцев кардинала и мушкетёров короля — враждовали друг с другом за место под «поэтическим Солнцем».

Сблизившись с «мужикствующими», даже чуть было не возглавил их (едва не став редактором соответствующего журнала по предложению самого Троцкого!) Есенин позировал себя как перебежчик. Возможно, лишь тот скандал с евреем-чекистом, суд и последующее лечение от «депрессии» в больнице, помешало Сергею Есенину стать лидером ново-крестьянского движения в советской поэзии.

Такого «идейного» предательства движения, имажинисты простить ему не могли!

Короче, бывшие друзья и соратники решили кинуть ренегата-изменника на бабки… Но, Надежда Павловна — баба тёртая и закалённая в последние годы житейскими и бытовыми трудностями и, мною лично проинструктированная, показала им пачку «долгов»:

— Вот его и ваша «доля»! И как её распределять — решать буду я.

Поэта в России обижать нельзя — даже, если у него сложный характер и с ним много проблем.

А вот насчёт переименования «Стойла» в «Ясли» члены «Ассоциации вольнодумцев» упёрлись и стояли насмерть — как корниловцы на Малаховым кургане.

Ладно, чёрт с вами — нехай будет «Стойло», надо и на уступки иногда уметь идти!

Да к тому же, хоть меня от него корёжит — как волка-оборотня от серебра, это давно устоявшийся — всем хорошо известный брэнд.

Основным же условием для получения «отцами-основателями» своей доли маржи, была коммерческая тайна:

— Широкой публике не должно быть известно, об вашем — фиктивном по сути, участии во владении и управлением этим заведением. В ваших же интересах об этом помалкивать, граждане дольщики!

* * *

После обеда следующего дня, мы с Надеждой Павловной и старичком-бухгалтером — помогающему ей вести «итальянскую», сиречь — двойную бухгалтерию подсчитали выручку. Посидели над тремя книгами бухучёта — главной, мемориальной, кассовой, пощёлкали деревянными счётами — сверяя дебит с кредитом, внимательно просмотрели «оправдательные» документы в папках с скоросшивателями.

— Всё в полном ажуре!

«Ажур» то ажуром, но за вычетом текущих расходов, налогов и отчислений акционерам заведения — оставалась довольно скромная сумма, из которой ещё надо зарплату персоналу платить.

Проводив Николая Алексеевича, удалившегося мелкими шашками вприпрыжку, поговорили ещё с часок-полтора, обсуждая кой-какие несущественные детали.

Вдруг, я как будто выкатываю большой астраханский «арбуз» из багажника горбатого «Запорожца»:

— А теперь, Надежда Павловна, пишите заявление в ОГПУ!

— Хихихи… Вы шутите?

Предельно строго:

— Про такие вещи — как «заявление в ОГПУ», не шутят.

Не может понять:

— «ЗАЯВЛЕНИЕ»⁈ В ОГПУ⁈ ЗАЧЕМ⁈

— Затем, чтобы повысить доходность акционерного предприятия. Или, Вы — против?

— Нет, не против!

— Тогда пишите, не саботируйте против самой себя.

В полной панике:

— Объясните, Серафим Фёдорович: КАК, КАКИМ ОБРАЗОМ⁈