«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

— Я уже сказал Вам, Надежда Павловна — «зачем». А «каким образом» — это уже сугубо мои проблемы.

С воистину «воробьянинским» апломбом:

— Писать донос в ЧК… НЕ БУДУ!!!

Хитро улыбаюсь:

— Даже на коммунистов?

— … Что? «На коммунистов»⁈

— Вы не ослышались, Надежда Павловна! Именно на коммунистов, или если Вам так угодно — на большевиков.

Та в ужасе:

— Вы в своём уме, Серафим Фёдорович?

Достаточно резко переспрашиваю:

— А как Вы сами считаете — в своём ли я уме?

Молчит…

— Пишите заявление в ОГПУ на Моссовет — по обвинении его руководства в саботаже. Если не знаете как, я Вам продиктую.

Склонив голову на бок, подумал и утвердительно кивнул:

— Да… Пока обвинения в саботаже — вполне достаточно, а там видно будет.

Берёт перо в руку и вздохнув тяжело:

— Надеюсь, Вы знаете — что делаете, Серафим Фёдорович… Диктуйте!

* * *

В те дни, не одна Надежда Павловна написала подобные заявление.

По заранее составленному списку, мы с Мишей Гешефтманом за три дня объездили все московские предприятия общепита — с количеством столиков более десяти. В этот раз Мишка умудрился арендовать автомобиль с шофёром, да ещё и при форме. Правда, тот был боец пожарной охраны… Да кто у водилы — везущего двух чекистов, будет служебное удостоверение спрашивать? Тем более — водительские права, которых ещё и в помине нет.

А моя «гэбэшная» ксива была в полном порядке!

Если к ней не особенно присматриваться, конечно… В этот раз я принял облик офигенного «великодержавного шовиниста» — откуда-нибудь из под Рязани с соответствующим говорком и, «корочку» имел на имя Лиходеева Ивана Ивановича.

Миша же, был загримирован под эдакого молодого, достаточно интеллигентного на вид — но очень перспективного «Малюту Скуратова». Документа на руках он не имел, зато нёс в них большой кожаный портфель — из которого нет-нет да и, выпали в нужный момент хирургические инструменты для аутопсии — одолженные в одном из московских моргов.

Классика жанра: добрый и злой налётчики…

Извиняюсь — чекисты!

Естественно, сперва приходилось успокаивать собеседников — особенно нэпманов, впадавших в суетливую панику или парализующий ступор при одном только появлении двух представителей «кровавой гэбни». Однако, вопреки от нас ожидаемому — мы с Мишей вели себя мирно, вопросы задавали вежливо и участливо и, такой «когнитивный диссонанс» — растапливал без остатка лёд недоверия, открывал людские души и вызывал на разговорчивую доверчивость.

— Наш разговор не привнесёт в вашу привычную жизнь никаких последствий, гражданин хороший, я имею в виду — отрицательных последствий. Мы всего лишь изучаем положение дел, чтоб предпринять меры — способствующих улучшению вашей же предпринимательской деятельности.

На этом месте я обычно сблизившись, пристально смотрел в глаза собеседника, а Миша гремел инструментами в портфеле:

— Или, Вы против? Если Вы против — пишите заявление, что Вы — «против»… НУ⁈

В этом месте меня всегда (без исключений!) суетливо-поспешно перебивали:

— Да, нет — что Вы! Я — ЗА!!!

Принимаю несколько расслабленный вид и с довольной улыбкой сытого хищника:

— Всегда очень приятно иметь дело с единомышленником.

Далее, после располагающей к максимальному доверию пустопорожней трепотни и вопросов не имеющих отношение к делу, разговор с хозяевами-нэпманами, управляющими или арендаторами — вёлся в таком конструктивном ключе:

— У «Отдела по борьбе с экономическими преступлениями и саботажем», «Объединённого Государственного Политического Управления» — такой к Вам вопрос: почему так малы налоговые отчисления от вашего заведения? Вам что-то или кто-то мешает? Что нужно нам с вами предпринять, чтоб повысить его рентабельность и соответственно — налогоотдачу?

Почти все на первое место ставили невозможность работать по ночам, а если кто-то не ставил — то я ему подсказывал.

— До революции наш ресторан работал круглую ночь. А здесь только «веселье» начинается, как приходится закрываться — иначе нарвёшься на крупный штраф.

— Вы обращались к кому-нибудь с предложением продлить время работы ресторана?

— Обращался. Но, знаете ли, это…

— Куда именно?

— В «Моссовет».

— К кому именно?

Обычно, ссылались на «забывчивость», но иногда называли Ф.И.О. вполне конкретной «аварии[3]».

— Что он Вам ответил?

Во всех случаях — ни ответа, ни привета.

— Почему Вы не обращались в органы ОГПУ? Ведь, не предоставление налогоплательщику возможности зарабатывать — есть государственное преступление должностных лиц!

Кто-то оправдывался, большинство просто молчит потупив очи.

— И сокрытие преступления — тоже есть преступление перед народом!

Тут уж, нэпманы обычно начинали заметно беспокоиться и слегка «дёргаться».

— Однако осознание собственной вины, чистосердечное раскаивание в содеянном и готовность сотрудничать с правоохранительными органами…

— Я готов!

— Не сомневаюсь. Раз готовы с нами сотрудничать, пишите заявление: «Я, имярек…».