«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

А если кто-то из них — наблюдая окружающую его действительность и сравнивая её с тем, что написано «у Маркса и Энгельса» — считает, что Советское правительство строит социализм неправильно? А если некоторые из них, к тому времени — имели какие-то претензии к родной Советской Власти?

Не подумали ли они, что пришли осво…?

Хм, гкхм…

Не, не! Всё, умолкаю!

Конечно, я со своей стороны буду предпринимать кое-какие меры по исправлению такой «разрухи» в головах, но результат пока далеко не очевиден.

* * *

Слащёв, взглядом, как будто нож к горлу приставив:

— А поражение под Варшавой, разве ничему не научило красных командиров?

— Увы, но урок не впрок! По мнению кремлёвских вождей и стратегов, это всего лишь досадное недоразумение — небольшая отсрочка перед триумфальным шествием социалистической революции во всём мире. Тем более, уже назначен «крайний»: один «чюдный» грузин — который, якобы, вовремя не пришёл на помощь Тухачевскому с конармией Будённого.

Поморщившись при упоминании предпоследней фамилии, Слащёв:

— Повесили?

— Кого?

— Того «грузина»?

— Хахаха!

Оторопев от неожиданности, я сперва рассмеявшись, затем вполне серьёзно:

— Нет! У большевиков — всё, не как у людей. Его, после товарищеской критики — Генеральным секретарём ВКП(б) назначили.

* * *

Помолчали и затем «Генерал Яша», несколько настороженно вопрошает:

— Вы мне что-то хотите предложить, Серафим, или просто констатируете факты?

— Сперва ответьте мне Яков Александрович… Только честно, как на духу!

Он, с готовностью

— Слушаю Вас…?

— До меня донеслись слухи, что Вы злоупотребляете спиртным и имеете пристрастие к марафету…

Тот, «с полпинка» заведясь:

— О, БОЖЕ!!! Везде одно и тоже — что у белых, что у красных… Меня рисуют отчаянным пьяницей, кокаинистом, приписывают мне целый ряд чужих или выдуманных преступлений. Что я люблю выпить, я этого не отрицаю… Но пьяным в строю — меня никто и никогда не видел! Что касается кокаина, то я прибегал к нему, когда для спасения дела — мне приходилось не спать по несколько ночей сряду. Но кто же, может за это осудить меня…?

Молчу, жду когда он выговорится.

— … Я имею ДЕВЯТЬ(!!!) боевых ранений и контузий, многие из которых переносил на ногах. Одно из них — ранение в живот, полученное в девятнадцатом году — не заживало полгода, причиняя мне невыносимую боль… Кто осудит меня за то, что я колол себе морфий и нюхал кокаин, чтоб унять свои неописуемые муки⁈

Почти прокричав это, он обиженно замолк, прикуривая слегка трясущимися руками новую папироску. Спички, были говёнными как практически всё советское (надо будет своих артельщиков-кооператоров насчёт зажигалок напрячь!), не зажигались с первого раза и ломались в его руках. Дождавшись, когда Слащёв с пятой попытки прикурит и сделав пару затяжек успокоится, говорю примиренческим тоном:

— Вполне Вас понимаю и ни в коем разе не осуждаю Вас, Яков Александрович. Я лишь спрашиваю: сейчас то, Вы — свободны от пагубной привычки колоться всякой гадостью и нюхать её?

Выпустив в мою сторону облако дыма:

— Я лучше водки выпью.

Как камень с души сбросив:

— Вот это по-нашенски!

Помолчав и собравшись с мыслями и духом, заявляю:

— Сразу давайте расставим все точки над «ё»: ни армии, ни корпуса, ни дивизии и даже «полчка» — Вы от Советской Власти не дождётесь!

— Мне Михаил рассказывал о Вас, как о каком-то «провидце», но всё же…

Слащёв это и сам понимает, не дурак чай… Однако, человеку в безвыходной ситуации свойственно обманывать самого себя надеждой на лучшее, поэтому он с неким задором даже, спрашивает:

— … Почему, хотелось бы знать? Из-за моего «послужного списка» у белых?

— Не только!

Как о какой-то — банальнейшей из всех самых банальных истин, заявляю:

— Кроме очевидной причины — связанной с глобальным сокращением армии затеянной товарищем Троцким и, ныне успешно претворяющейся в жизнь — есть и ещё одна, самая главная. Командный состав РККА — разделён на две смертельно враждебные группировки: «краскомы» из «кондовых» и «военспецы» из царского «офицерья». Вы, ни к одной из них не относитесь.

Глянув в чёрную бездну его выцветших глаз, не моргая говорю:

— Как «провидец» заявляю: к себе Вас — ни одна из сторон не примет, а вот «песчинкой» меж двух «жерновов» оказаться… Это — ваша судьба, Яков Александрович!

* * *

Конечно, я соврал!

Не знаю, снятся ли «Слащёву-вешателю» ночные кошмары, но иногда «скелеты из шкафа» приходят не во сне — а наяву и, предъявляют нам счёт за содеянное.

До процесса «Весна», когда будет расстреляно порядка трёх тысяч «военспецов» Слащёв не доживёт. Его же, в 1929 году убьёт выстрелом в затылок какой-то — якобы «псих», по его словам мстивший за повешенного тем брата. Достаточно мутная история, сказать по правде…

Тело лучшего тактика Гражданской войны сожгут по «новомодному» обычаю в московском крематории, а память надолго предадут забвению…

Скорее даже навсегда!

Ведь, спроси кого в начале 21 века:

— Кто такой Распутин?

Тотчас ответят:

— Сексуальный маньячило!

Спроси:

— Кто такая Матильда Кшесинская?

Без малейшего промедления:

— Царская шлюха!

Оно и понятно: про тех песни поют и фильмы снимают…