Я, бабушка, Илико и Илларион

…Разбивать бутыль мне не пришлось. На базаре нашелся специалист по водочным делам, который вмиг оценил достоинства моего товара. Он без лишних слов отсыпал мне в мешок пуд отборной желтой кукурузы, всунул в карман красную тридцатку, погладил по щеке и велел явиться на следующей неделе.

Спустя минуту я стоял в столовой напротив базара.

– Котлеты есть? – спросил я буфетчика.

– А деньги у тебя есть? – в ответ спросил буфетчик.

– Есть!

– Сколько?

– Тридцать рублей!

– Покажи!

– Вот!

– Садись. Сейчас принесу.

– Три порции! – сказал я, снял со спины корзину и присел к столу.

– Ты что, парень, тронулся? – искренне удивился буфетчик.

– Нет, проголодался! – объяснил я.

– С картошкой или с макаронами?

– Две порции с макаронами и одну – с картошкой. Каждую отдельно.

– Лимонаду сколько?

– Три! – ответил я и заранее отпустил пояс.

Буфетчик подозрительно взглянул на меня, но промолчал. Поставив на стол три тарелки с котлетами и три бутылки лимонада, он ласково спросил:

– Куда ты девал ту тридцатку, а, парень?

– Вот она! – с достоинством ответил я, показывая деньги.

Буфетчик взял тридцатку, пощупал, посмотрел ее на свет, потом распахнул грязный халат, расстегнул карман еще более грязной блузы и опустил ее туда.

– Ты свободен! – сказал он с улыбкой и ушел.

В столовую забрела длинная, приземистая, тощая черная собака с ввалившимися боками. Она несколько раз прошлась по комнате, искоса поглядывая на меня, потом, осмелев, подошла ближе. Пожалев котлетку, я бросил собаке макаронину. Она на лету схватила ее и проглотила. Я бросил еще. Через минуту, решив привлечь мое внимание, собака несмело тявкнула.

– Вон отсюда, паршивая! – прикрикнул на собаку буфетчик.

– Как ее звать? – спросил я.

– А черт ее знает!

– Чья она?

– А я почем знаю, пропади она вместе с хозяином! Пошла вон! – замахнулся на собаку буфетчик.

Поджав хвост, собака бросилась на улицу.

…Покончив с едой, я взял свою корзину и направился к двери.

– Сдачи не полагается? – спросил я буфетчика на всякий случай.

– Еще чего! – скривился он.

– Совсем ничего? – не сдавался я.

– Иди, парень, иди с богом!

При выходе из столовой я увидел давешнюю собаку – опасливо оглядываясь, она приближалась к двери.

Не успел я сделать и десяти шагов, как услышал душераздирающий визг и вой собаки. Затем она промчалась мимо меня, бросилась в воду под мостом, тут же выскочила на берег и с жалобным тявканьем стала кататься в песке.

Я обернулся к столовой. В дверях стоял буфетчик с котелком в руке. Из котелка поднимался пар.

– Ошпарил собаку? – спросил я.

– Нет, чуть подогрел ей лапы! – глупо улыбнулся он.

– Осел ты! И отец твой – осел! – крикнул я.

Буфетчик остолбенел. С минуту он молча глядел на меня, наливаясь злобой, потом поставил котелок на землю, засучил правый рукав и медленно направился ко мне.

– Подожди-ка меня там! – прохрипел он.

Я спокойно снял со спины корзину, нагнулся и поднял у края дороги здоровенный камень.

Буфетчик остановился словно вкопанный. Он постоял, потом покачал головой и убрался восвояси.

Собака лежала под мостом, уткнувшись ошпаренной мордой в передние лапы, и жалобно скулила. Увидев меня, она умолкла, потом негромко заворчала. Я подошел ближе, пригляделся. Правая лапа бедняги также была ошпарена.

– Ну-ка дай поглядеть на тебя! – сказал я и присел перед ней на корточки.

«Эх, что это вы со мной сделали!» – всхлипнула она. Из левого, неповрежденного глаза собаки текли слезы. Я снял рубашку, разорвал ее пополам, смочил в воде и перевязал собаке глаз, потом лапу. Почувствовав облегчение, она благодарно взглянула на меня и опять заплакала. И тут я не выдержал, сел на песок и тоже заплакал. А собака – даром что животное: она прекрасно понимает, почему плачет человек. Искалеченный пес подполз ко мне и ласково ткнулся мордой в мои колени…

…Помню, однажды – было мне тогда лет четырнадцать, – когда дочь Гервасия Джабуа – Тину выдали замуж за Арсена Сиамашвили из села Набеглави, я впервые взмолился Богу: «Боже, прибавь мне шесть лет, и не видеть Арсену красавицы Тины…» И теперь я опять мысленно попросил: «Боже, дай мне силы справиться с буфетчиком, а потом хоть убей меня!..» И никогда, никогда я так сильно не жаждал исполнения своей мечты, как теперь, сидя под мостом в обнимку с бездомной собакой…

– Что это такое?! – удивленно воскликнул дед, когда я извлек из корзины ошпаренного пса.

– Собака! – ответил я.

– Дрянь какая-то, а не собака! – плюнул дед.

– Ничего не дрянь! Это буфетчик ее ошпарил кипятком!

– Заслужила, значит. Ворюга!

– Голодная она! – вступился я за собаку.

– Ну-ка сними тряпки!

Я снял повязку, и дед осмотрел собаку.

– М-да, не вовремя ее ошпарил душегуб! В жару раны заживают долго… Принеси-ка масло, смажем ей больные места… Ну, лапу-то она сама себе вылечит, а вот с глазом…

…На другое утро в нашем дворе уже раздавался собачий лай. Несмело и негромко, но собака лаяла…