Читаем Я, бабушка, Илико и Илларион полностью

– Ах, вот она какая, Инга? Чудная девочка! – Мама протянула руку. Смущенная Инга ответила слабым пожатием.

– А откуда вы ее знаете? – спросил удивленный Кукарача.

– Ну, милый мой, сейчас весь мир только и говорит, что о тебе и Инге! – ответила мама со смехом.

Инга густо покраснела.

– А вы тогда были правы, Анна Ивановна, ох как правы… – сказал Кукарача.

– Когда, Кукарача?

– Когда сказали мне, помните: «Из всех сокровищ, дарованных Богом человеку, самое драгоценное – талант любви».

– А-а, – вспомнила мама.

– Спасибо вам, Анна Ивановна!

– Я-то при чем?

– И все же вам спасибо!

– Не за что, Кукарача…

– Ну, так до свидания!

– Дай Бог вам здоровья!

Кукарача и Инга ушли. Мама проводила их взглядом.

– Красивая девушка! – сказала мама.

– Очень! – подтвердил я.

– Тоже мне знаток! – Мама легонько шлепнула меня по затылку. Потом потерла правую ладонь и проговорила про себя:

– Какая у нее теплая и приятная рука…

Прошло с того дня несколько месяцев. И вот однажды во двор тети Марты ворвался бледный как полотно Зевера, замахал руками и испустил душераздирающий вопль:

– Кукарачу убили!

…Спустя десять минут весь наш квартал собрался у дома Инги.

Санитары и двое милиционеров вынесли на носилках Кукарачу. Он был без сознания. Из простреленной в двух местах груди Кукарачи еще сочилась кровь…

– Инга, – проговорил он, – кругом туман… розовый туман… Я не вижу тебя… Ух, Муртало, подло ты пришил меня, сволочь грязная… – Кукарача с сожалением покачал головой, потом поднял глаза на Ингу и протянул руку к ее лицу. Рука на миг застыла в воздухе и упала, словно отрубленная.

Без единого стона, без единого слова, – с улыбкой на лице красиво умер Кукарача – лейтенант милиции Георгий Тушурашвили.

Давид чуть прикоснулся к Инге рукой. Девушка взглянула на него мутными глазами.

– Куда он ушел? В какую сторону?

Инга показала на Удзо[139].

Давид молча протиснулся сквозь толпу и пошел по ведущей к Удзо дороге, как овчарка по волчьему следу.

Утром из Бетаниа[140] Давид привез на коне изувеченного, со связанными руками Муртало и бросил его во дворе милиции. Муртало был жив.


Спустя ровно месяц в народном суде, что около круглого садика, начался процесс. Желающих попасть на него не мог вместить не только крохотный зал, но и садик. Каждое слово, произнесенное на суде, передавалось из уст в уста.

Мама на процесс не ходила, я же не пропустил ни одного заседания. Мама подробно расспрашивала меня.

В судебной практике такое, наверное, случается редко – суду с большим трудом удалось найти защитника для обвиняемого. Ни один тбилисский адвокат не хотел браться за защиту Муртало: людское негодование оказалось сильнее всех посулов и даже угроз дружков убийцы.

Судебное разбирательство длилось три дня – с утра до позднего вечера с небольшими перерывами. Было опрошено много свидетелей и еще больше предъявлено обвинений Муртало.

На утреннее заседание третьего дня по просьбе Давида впервые пришла Инга. Пришла красивая и строгая, как амазонка, в глубоком трауре, с белым как полотно лицом. Она вошла в зал вместе с Давидом и стала перед судьей и заседателями, даже не взглянув на остриженного Муртало, сидевшего за барьером между двумя милиционерами.

После обычной предварительной процедуры начался допрос.

Судья. Расскажите суду, что вам известно по делу.

Инга. Кукарача пришел домой в полдень…

Судья. Вы имеете в виду Георгия Тушурашвили?

Инга. Я буду называть его Кукарачей.

Судья. Пожалуйста… Скажите, почему Кукарача пришел именно к вам?

Инга. Он был моим мужем.

Судья. А кем был для вас обвиняемый?

Инга (после продолжительного молчания). Муртало?

Судья. Шалва Фридонович Хизанишвили.

Инга. Я не знаю такого человека.

Судья. Он сидит слева от вас, на скамье подсудимых.

Инга. Этого подонка зовут Муртало.

Судья. Кем же он доводится вам?

Инга. Он был моим любовником, пока… (Шум в зале.) Пока я не познакомилась с Кукарачей.

Судья. Насколько суду известно, вы не состояли в официальном браке с Тушурашвили.

Инга (упрямо). Он был моим мужем!

Судья. Каковы, по-вашему, мотивы преступления, совершенного в отношении пострадавшего?

Инга. Кукарача – не пострадавший, он убит. (Шум в зале.)

Судья (смущенно). Продолжайте…

Инга. Кукарача спал. Вдруг в комнату вошел Муртало с наганом в руке. Я закричала от испуга и неожиданности, хотя и знала, что рано или поздно развязка должна наступить. Кукарача вскочил и бросился к оружию, но было поздно. Его револьвер был уже у Муртало… (Инга умолкла.)

Судья. Продолжайте, пожалуйста.

Инга. Кукарача спал раздетым и, проснувшись, тотчас потянулся к одежде. «Не беспокойся, можешь беседовать со мной в майке!» – разрешил Муртало.


– Зачем ты пришел? – спросил Кукарача.

– Ты спрашиваешь меня? – удивился Муртало.

– Я и Инга любим друг друга!

– Не может быть! И сильно?

– Муртало, положи оружие и уходи!

– Оба? Или только твое?

– Оба!

– А нет ли у тебя наручников? Заодно надену и пойду с тобой в милицию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза