Я – Беглый

Вчера был восхитительный зимний день, и, судя по тому, как выла ночью вьюга, сегодня будет такой же. Мне хорошо известно, насколько метеосводка всегда приблизительна, и эти прогнозы ещё чаще были бы неверны, если б их не давали люди, способные чуять погоду, подобно животным. Я не метеоролог, но погоду чую, как и они, по старой привычке — долгие годы мой заработок зависел от погоды. Помимо заработка, бывали случаи, когда от погоды зависели жизни десятков, иногда сотен человек, моих товарищей, и моя жизнь в том числе. Вот сейчас, я чувствую, сегодня температура немного подымется, а ветер усилиться. Посмотрим, угадаю — нет.

На работу мне сегодня к 11.30. Выйду, значит в 10, а сейчас без десяти семь. Три свободных часа, для того, чтобы думать, вспоминать, курить на лестнице, что-то сочинять. Если, конечно, не стану трепаться с дочками и зятьями, которые на работу уходят, или дети их будят. Встают они всегда впритирку, гораздо позднее меня. Это одна из ошибок глупой молодости, о которой годы спустя они горько пожалеют. У них не много времени остаётся для того, чтобы на кухне мирно поболтать о всяких пустяках — утро это ведь лучшее время суток.

Относительно того, что среди нас есть какие-то «совы» и «жаворонки» — не знаю, плохо вериться. Интересно, как это оценивают врачи. Об этом можно немного поговорить. Сталин был человек очень работоспособный. Но он не мог работать днём. Конечно, не потому, что у него совесть была нечиста (это уж мистика), а, думаю, просто нервы у него, как у всякого преступника, были на пределе. И только к ночи удавалось их привести в порядок. Да ну его к чёрту! Я хотел совсем не о нём. Вечно не к месту подвернётся какая-нибудь сволочь.

Эстетически я к погоде и климату, да и, вообще, к природе равнодушен, а вот зима меня очень больно трогает за сердце. Это с детства. Детские воспоминания у меня почти все зимние. «Снежную королеву» я до сих пор местами знаю наизусть. Я думаю, это лучшее из того, что удалось написать Андерсену…

Я минут на пятнадцать — ухожу гулять собакой. Вот я уже вернулся. Когда уезжал, лифта ждал, слышу по лестнице шаги. Это моя старая соседка. Не пользуется лифтом, боится застрять. Она дворник. Спускается по лестнице пешком и хромает.

— Миша, помоги сапог застегнуть. Спину ломит, зараза, никак не дотянусь до молнии.

Застегнул я ей сапог. — А чего валенки?

— Да в магазине дорого, и они плохие. А тут один продавал, для работы хорошие, подлитые, но великоваты мне.

— У тебя сегодня стопудовый урожай.

— Ага. Принимай, Родина! Миша, не ты снова бомжа пустил? Спит у нас на этаже.

Бомжа, вообще-то, я пустил вчера вечером.

— Да кто ж их знает? — отвечаю. — Наверное, пацаны.

— А он, скотина, взял, нассал у мусорки. И там у нас вонь сейчас такая, что хоть не выходи. Замывать-то мне.

— Ну, что, у тебя мужик, так и не работает?

— Какой там! Ему, зачем работать? Уже опохмелился и сидит, как чурбан. Хоть драться перестал. Сам теперь еле ноги таскает.

На дворе ветер вовсе не усилился, и мороз вроде спадает. Значит, я пролетел со своей интуицией. Двор огромный и дворники уже перекликаются хриплым матом, с надсадным кашлем и раздражёнными укорами Господу Богу с Богородицей. Снегу за ночь навалило очень много. Мужчины помогают друг другу заводить машины, а сперва надо их откопать, дворники этого делать не станут.

Дурацкий вопрос: Почему две трети дворников — пожилые женщины? Вопрос, действительно, дурацкий. Можно на него не отвечать. Однако, он несомненно имеет прямое отношение к вопросу, который недавно задавала N. Это был у неё самый первый вопрос: Есть ли у тебя совесть? Я ответил, что у меня есть. А сейчас что-то засомневался. В связи с дворниками. Слишком много снегу, и слишком много старух, убирать его.

Так я что-то начинал там про Андерсена. Я его не считаю детским писателем, за исключением нескольких посредственных сказок. По-моему он и сам не думал, что пишет для детей. (в этом я, конечно, не уверен). Религиозно-философские притчи. Если уж ты, не подумавши толком, сразу прыгаешь в затейливые санки к серебряной красавице — придётся тебе у неё в плену долгие годы складывать из льдинок непонятное никому на свете слово «вечность». Это прямо про меня. Я, правда, сбежал из её ледяного дворца, Герда, дочка моя, меня выручила. А вот же собираюсь снова к ней. Я тут написал, что, как вернусь в Израиль, буду жить на территориях. Нет, серебряная красавица моя со мной туда не поедет. Страху она совсем не знает, но, как я хочу, того не сделает. А если и поедет всё же, так мне и там небо покажется с овчинку. Хотя, если она ещё меня не забыла — я готов с ней жить хоть на Северном Полюсе. Лишь бы не в Эйлате, в какой-нибудь гостинице «Шератон» — у меня с деньгами проблема.