Я болею за «Спартак»

Горбунов и Абалаков с трудом натянули на себя штурмовые костюмы, превратившиеся в броню из льда, и стали ждать, пока солнце поднимется выше и станет хоть немного теплее.

Последний штурм начался. Медленно, шаг за шагом, поднимались альпинисты по отлогим перекатам фирна. Медленно, деление за делением, двигалась стрелка анероида: 7000, 7050, 7100.

Путь преградила широкая трещина. Удалось найти переход. На другом краю начинался крутой подъем по обледенелому фирну. Пришлось связаться и идти, тщательно страхуя друг друга. На огромной высоте в 7100 метров крутизна склона из-за разреженного воздуха была почти непреодолима.

Потом путь стал легче. В течение двух часов шли белой пустыней фирновых полей, останавливаясь каждые десять-пятнадцать шагов: 7150, 7200, 1250.

С трудом перешли вторую трещину. Попадались участки рыхлого снега. Абалаков, шедший первым, протаптывал дорогу.

Солнце уже перешло зенит и клонилось к западу, а вершина все еще была далека. Надо было спешить. Развязались. Абалаков пошел быстрее. Горбунов, старавшийся заснять «лейкой» все моменты восхождения, стал отставать.

Расстояние между альпинистами увеличивалось: 7300, 7350. Не хватает кислорода, разреженность воздуха сковывает движения, лишает сил, мутит разум. Небо над сверкающим фирном кажется темно-фиолетовым.

Горбунов смотрит вслед удаляющемуся Абалакову и вдруг видит рядом с ним... самого себя. Он проводит рукой по темным очкам, защищающим глаза от слепящего света, — галлюцинация не исчезает. Он по-прежнему видит самого себя, шагающего рядом с Абалаковым.

Затем у Горбунова мелькает опасение, что они не успеют до наступления темноты достигнуть вершины, и он кричит Абалакову, чтобы тот не шел дальше: надо вырыть в снегу пещеру, переночевать в ней и завтра продолжать восхождение.

Только глубочайшее, еще не полностью изученное наукой действие высоты на человеческий организм могло породить такую бредовую мысль. Ночевать в снегу без спальных мешков на высоте 7350 метров значило через полчаса уснуть навсегда...

Абалаков не слышит. Вершина близка. Она влечет неудержимо. Ничто больше не может остановить Абалакова: ни надвигающаяся темнота, ни признаки вновь начинающейся вьюги. Он идет вперед: 7400, 7450. Он уже на вершинном гребне. Еще несколько десятков метров к его наивысшей точке — и цель достигнута. Он падает в снег. Даже железному сибиряку изменяют силы. Тяжкие молоты стучат в висках. Рот раскрыт, как у рыбы, вынутой из воды. Кислорода не хватает, он задыхается.

Отлежавшись, Абалаков попробовал встать. Встать не удалось. Удалось подняться на четвереньки. И на четвереньках, шаг за шагом преодолевает Абалаков последние метры пути.

Он на вершине. Памир лежит под ним грандиозной рельефной картой. Горные цепи и реки глетчеров уходят вдаль, за границы Индии и Афганистана. Сверху, с птичьего полета, видна величественная свита пика Коммунизма.

Мощным снежным шатром ближе всех других вершин высится невдалеке пик Евгении Корженевской. Недвижно текут широкие, расчерченные черными полосами срединных морен ледники Бивачный и Турамыс.

Темно-фиолетовое небо пылает на западе неярким пожаром заката. Розовые блики ложатся на вершины гор. Восточные склоны покрыты холодной голубизной вечерних теней. С востока надвигается легкая пелена облаков. Озаренная снизу лучами заходящего солнца, фигура Абалакова бросает на них гигантскую тень. Чудовищный двойник рождается в облаках. Абалаков поднимает вверх руку, и двойник повторяет его движение. Километровый человеческий силуэт в облаках жестикулирует.

Пока Абалаков, охваченный радостью победы, стоит на вершине, Горбунов, в нескольких стах метрах ниже, продолжает мучительный подъем. Где-то внизу он оставил воткнутый в снег ледоруб, замерзшие руки спрятал под штурмовой и ватный костюмы и старается отогреть их теплом собственного тела. Ощущение странной нереальной легкости причудливо сочетается с огромным напряжением, которого требует каждый шаг. Вершинный гребень и темная фигура Абалакова на нем близки и все же недосягаемо далеки.

На полкилометра ниже, в маленькой палатке, затерянной в фирновой пустыне, лежит Гетье. Переутомленное сердце через силу гонит кровь по сосудам, безмерная слабость сковывает члены.

Еще на полтора километра ниже, в лагере «5900», у двух маленьких палаток на краю фирнового обрыва, дежурит Цак. Он провел здесь двое суток в полном одиночестве, ожидая носильщиков с продуктами, чтобы идти с ними вверх на помощь штурмовой группе. Напряженно наблюдает он в бинокль за лагерем «5600».

Здесь, в лагере «5600» кипит работа. Носильщики готовятся к выходу в верхние лагеря. Доктор Маслов отбирает продукты, распределяет кладь, формирует походную аптечку. Дудин пишет подробные записки Цаку и нам в лагерь «4600»...