Она пытается сохранить гордость, когда уходит. Только зачем, непонятно. Какая гордость, когда ты обсасываешь чужие хуи за бабки?!
Тоска…
Может, мне на Еленке жениться?
Еленка
Меня привезли домой. И я металась по гостиной в ожидании отчима.
Когда он зашел, то первое, что я услышала, было:
— Ничего я ему не сделал. А вот, если бы я не успел, то неизвестно, что он мог сделать с тобой.
Услышать это было неприятно, но правда редко кому нравится. И я невольно задумалась — что собирался делать со мной Платон? Что если я не вижу очевидного — насколько велика вероятность того, что он опустится до физического насилия? Искалечит меня? Изнасилует? Убьет? Я этого не знаю. Ведь возможны разные варианты. Надо выбросить его из головы. Окончательно.
Я ждала, что Платон продолжит упорствовать в своей мести, но, как ни странно, наступило затишье. Хромов словно перестал существовать для меня. Спрашивать о нем мне не позволяла гордость. Ирина продолжала делать вид, что меня не существует. Но это ее выбор. Значит, грош цена была нашей дружбе.
Так прошло два месяца. Я стала подумывать о том, чтобы вернуться к себе домой.
Из-за вынужденной изоляции я много времени уделяла учебе, закончила работу для гранта. Конкурс должен был состояться через две недели, и я его с интересом ждала.
Пока однажды вечером мама не сделала мне неожиданное предложение:
— Лен, ты свободна в субботу?
— Да. А что такое?
— Мы с Сергеем идем на награждение лучших бизнесменов региона. Он хочет, чтобы ты пошла с нами.
Я пару раз хлопнула ресницами. Отчим никогда не указывал, как мне жить. И тут вдруг желание вытащить меня в свет.
— Зачем? — не могу не задать прямой вопрос.
— Он говорит, что ты уже как пенсионерка.
— Ему жить спокойно надоело? Платон там ведь тоже будет?
— Я думаю, Сережа сможет справиться с твоим Платоном.
— Мам, он не мой.
Она садится рядом.
— Давай сходим? Купим красивые платья, туфли, сделаем прически и макияж?
Я задумываюсь — а почему, собственно, и нет?
— Ладно.
Мы запасаемся нарядами. Уже сидя перед зеркалом у парикмахера, я с ужасом понимаю, что совсем себя забросила. Кончики волос не выравнивались несколько месяцев, на голове привычно красовался "конский хвост", я перестала краситься, стала носить мешковатую одежду.
Пора заканчивать этот никому ненужный траур.
Специалисты привели меня в порядок. И я с удовольствием надела вечернее платье.
Сергей в смокинге, белоснежной рубашке и бабочке смотрелся как какой-нибудь голливудский актер. Увидев меня и маму, нарядных, накрашенных и надушенных, оглядел нас, и, оставшись всем доволен, повел к машине.
Для вечера был арендован ресторан. Его уровень, как и всегда в таких случаях, соответствовал уровню собравшихся здесь людей. Они не вызывали во мне какого-то особого отношения.
Место было красивым, музыка — приятной, кухня — вкусной. У нас был отдельный столик, а на тех, с кем меня знакомили, я не заостряла внимания.
Сергей отправился за премией под руку с мамой. А я осталась за столиком. Случайно повернув голову, я заметила Дзагоева с молодой женой. А потом ко мне подсел Кирилл. Какое-то время мы вместе разглядывали чету Дзагоевых.
И такое у Гордеева было выражение лица, когда он разглядывал Сашу… Беспросветное отчаяние. И ненависть?!
Потом он заговорил:
— Какие же вы продажные твари!
Я понимала, что ему плохо. Но это не повод вести себя подобным образом.
— Кирилл, ты сам тоже еще тот фрукт, поэтому будь добр освободи место. Сергей не говорил, что ты сидишь с нами за одним столом.
Он обжигает меня ненавидящим взглядом, как будто я в чем-то перед ним виновата. Очень странно, потому что, когда он лежал в больнице, и я к нему приходила, мы нормально поговорили. И все выяснили.
Что случилось с тех пор? Хотя я, кажется, знаю. Саша вышла замуж. Не за него.
Он вдруг горько усмехается:
— Зря ты так. Ты тоже такая же, как я, ненужная. Платон попользовался и выкинул, как использованный презерватив. А сюда с банкирской дочкой явился. Вон, смотри, со Светкой Пономаревой. Тем более, что дочка — единственная.
Знаю, что не нужно поворачиваться в ту сторону, куда указывает Кирилл. Но это происходит само собой. И этот миг застывает как фотография. Смеющийся Платон под руку с весело улыбающейся блондинкой. Теперь уже мои глаза жадно разглядывают его. И нет уже ни темных кругов под глазами, ни осунувшегося лица, ни напряженного взгляда. У человека, который лавирует между столами, всё хорошо.
А у меня — нет. Но я вовремя вспоминаю, как выглядел несколько минут назад Кирилл, разглядывая чужую жену. Я так выглядеть не буду. И пусть сейчас во мне в смертельной агонии корчится какая-то моя часть, которую эти двое не добили раньше. Никто из них об этом не узнает. Я не позволю.
Я скольжу ничуть не изменившимся взглядом по Платону и его спутнице. Никто не знает, чего мне это стоит. Потом, не торопясь, возвращаю свое внимание Кириллу.