Я буду первым (СИ)

Самого потряхивает. Меня оставляют дожидаться исхода операции. Ленин телефон уже несколько раз звонил. Достаю его из пляжной сумки, отвечаю на вызов, потому что на экране фотографии Давлатовой и подпись "мама".

— Алло.

— Кто это? Где Лена? — она словно чувствует, что все плохо, а потом, не дав мне возможности ответить, снова спрашивает, — Платон, ты?

И уже более напряженно?

— Где Лена?

Хорошо хоть не кричит сразу — "Что ты сделал?!"

Но она имеет право знать.

— Лена в операционной. У нее началась отслойка плаценты, когда мы были на пляже.

По ту сторону устанавливается тишина.

— Как она? — наконец, тихо спрашивает.

Мне и тут ее порадовать нечем.

— Не знаю. Жду, когда закончится операция. Ей делают кесарево.

— А ребенок?

— Ничего пока не известно.

Я бы и сам хотел знать, что с дочкой и ее мамой все в порядке.

В этот момент слышу уже другой голос с рычащими интонациями;

— Если ты и здесь каким-то боком успел отметиться, то я тебя своими руками утоплю у побережья Испании.

Давлатов.

— Я ни при чем. Не знаю, из-за чего это случилось. И в любом случае, я бы ей ничего плохого не сделал.

Необходимость оправдываться раздражает, но и позволить им думать невесть что не хочется.

— Мы вылетаем, — бросает он резко и отключается.

Единственное, что мне остается, это ждать. Заставляю себя сидеть на месте. Зарываюсь руками в волосы и еле сдерживаюсь, чтобы не заорать.

Через полтора часа ко мне выходит врач.

— С Вашей женой все более-менее в порядке. Ее вовремя привезли. Кровопотеря, конечно. Но мы сделали переливание. Сейчас она под наркозом, спит.

— А дочь? — вынуждаю себя спросить, хоть все и замирает внутри.

— Жива. Но ребенок недоношенный. Ее поместили в кувез. И Вы должны понимать, ребенку потребуется специальное лечение и уход. Вес всего 1600 и рост 35 см. Патология легких. Надо смотреть. Современная медицина хорошо справляется с такими случаями, поэтому будем надеяться на лучшее.

Щемящее чувство тоски сжимает сердце.

— Можно ее увидеть?

— Только через стекло. Вас проводят.

Медсестра ведет меня в специальное отделение для новорожденных. Там стоят кувезы. Она указывает мне на тот, в котором лежит моя дочь. И в это мгновение я понимаю — моя жизнь изменилась навсегда. И никогда не будет прежней. Потому что для девочки, что лежит там, я сделаю возможное и невозможное.

Она такая маленькая. Очень маленькая. Я лишь надеюсь, что она сильная, как ее мама.

Потому что силы ей понадобятся. Она обязательно выживет. По-другому никак.

Еленка

Меня приводит в чувство ощущение тревоги. И тошнота. В теле странное онемение. Комок рвоты подкатывает к горлу, но я не могу подняться. На меня накатывают один за одним рвотные спазмы. Однако тело не принадлежит мне. И я ничего не могу сделать. В тот же миг чьи-то сильные руки подхватывают меня за плечи и поворачивают на бок.

— Блюй на пол. Вытрут, — командует мне мужской голос.

Меня выворачивает какой-то слизью. Я открываю глаза и вижу Платона, который придерживает меня. Мысли ленивые и неповоротливые ворочаются в голове. Понемногу начинаю ощущать собственное тело, которое болит. Всё, от пяток до макушки. Особенно сильно болит в области живота. Рука тянется туда на инстинктах, но Платон перехватывает её.

— Э. нет. Так делать не надо.

Я затихаю на краю больничной койки, а он салфеткой вытирает мне губы. Как маленькой. Потом протирает лицо.

Тут меня и сносит паника. Что с моим ребенком? Силюсь произнести вопрос, но и язык меня не очень хорошо слушается.

Все же мне удается выдавить из себя:

— Дочка?

Мужчина напротив напрягается.

— Лен, ты только не нервничай. Тебя прокесарили.

Поэтому так болит живот? Но… Ужас сжимает сердце, холодом бежит вдоль позвоночника.

— У меня ведь 31 неделя только. Что с моей дочерью?! — шепчу так, словно кричу на всю палату.

— Жива она. Жива! — Платон мгновенно считывает мое состояние и не дожидается следующих вопросов, — В кувезе она. Не бойся. Врачи ей обязательно помогут.

Что он глупости говорит? Как можно не бояться? Она же наверняка крохотная совсем. И мало ли какие осложнения…

Говорить тяжело. Но он меня и так понимает.

— Не нагнетай. Это же наша дочь. Она справится. Мы в хорошей клинике. Ей проводят необходимое лечение. Нужно будет привезем еще спецов. Оборудование. Лекарство. Всё будет, что нужно.

— Увидеть хочу, — шепчу, понимая, что рада, что он здесь, рядом.

— Нет, — мне кажется, я вижу, как он отрицательно машет головой, хотя глаза я закрыла. Они сами закрылись. Сил нет, — Нельзя. Ты после операции. Врач разрешит вставать, сходим вместе.

Помолчав какое-то время добавляет:

— Она красивая.

Что в его голосе? Нежность? Странно так. Мне казалось, что Платон и нежность несовместимы.

— Им документы твои нужны… добавляет он, имея в виду персонал клиники.

— В машине должны быть. Паспорт и страховка.

Стоп. А как меня оперировали без документов?

— Платон, ты, что, документы не нашел?

— Я их и не искал. Не до того мне было.

— А как же тогда?

— Деньги, Лен.

Возвращаются воспоминания, как все случилось.

— Я тонула. Ты меня вытащил?

Я делаю над собой усилие и открываю глаза, внимательно изучая идеальное мужское лицо.