Я буду всегда с тобой

Потом радость вылилась в раздражение. Одно дело половое сношение с бессловесным рогатым зверем, за такое в условиях военного времени, да ещё если ты при этом работник органов и несёшь ответственность за вверенный тебе участок в системе лагеря, не важно что старшина, – за такое можно расстаться не то что с лычками, с волей можно за такое расстаться. Десять лет за вызывающе циничное непотребство. Или прямо пинком в штрафбат с последующим награждением звездой на братской могиле. Нет, действительно, люди на фронте гибнут, а он, паскуда, корову дрючит. Ну – олениху, разница небольшая, в сорте рогов.

За молоко же, пусть неучтённое, можно, большее, на гарнизонную гауптвахту.

Телячелов на листе бумаги нарисовал очередного урода, он всегда рисовал уродов, если думал или был раздражён. Их число перевалило за дюжину, один урод был уродливее другого, и чем больше их слезало с карандаша, тем явственнее в каждом уроде проступали окарикатуренные черты непосредственного телячеловского начальства. Ибо в голове у Телячелова шевелилась страшноватая мысль: что за связь между товарищем командиром и этим пришлым, пусть и знаменитым художником?

«Знаменитостью» замполита было не удивить. Здесь, в спецлагере, таких знаменитостей больше, чем в червячнице червяков. Академиков одних две шараги. Вон, Котельников в чертёжке мотает срок, изобретатель русского парашюта. А артистов, тех вообще каждый третий. Даже негр на хозучёте имеется, Бен-Салиб, сыгравший «красного дьяволёнка» Тома, уж его-то весь СССР знает.

«Знаменитый» – понятие преходящее. Между прочим, бывали случаи, что и сталинских лауреатов лишали лавров. Было-было, об этом писала «Правда». Ведь, прикрывшись великим именем, легче лёгкого заморочить голову кому угодно, а тем более нашему комдивизии. Он же любит быть в сиянии славы. У него ж на языке через слово: «Завенягин», «Аполлонов», «Городовиков»… «Мы, Тимофей Васильевич Дымобыков, – государь всея циркумполярной Руси».

Телячелов хитро́ ухмыльнулся, он вспомнил, как о запрошлый год его величество комдив Дымобыков запрягал туземное население в плуг и те как миленькие пахали тундру. Это после того, как ненцы сорвали случную кампанию 1942 года. Воспитывал. «Правильная случка оленей – залог успехов советского оленеводства». И рога у оленей заставил в красный цвет красить. Чтобы видеть, где олени колхозные, а где кулацкие. Прав, конечно, но больно это не по-советски. Феодальщина, какой-то царизм. Повод задуматься, если точно.

Телячелов не верил художникам. Вообще не верил людям искусства. Он считал их бесхребетными прихлебателями, готовыми на любую пакость. И в том, что их прикармливает верховный, видел лишь умелый расчёт, говорящий о политической мудрости руководителя Советского государства. Это как куре́й на дворе, перед тем как их отправить на кухню: зёрен кинул, цыпа-цыпа, а тем и счастье.

Рза был сложен, но в этой сложности явно пряталась какая-то хитрость. Замполит это кожей чуял. Потому-то он и ёрзал на стуле, когда обкатывал в уме свою мысль.

Телячелов взялся за подстаканник, остывшим чаем прополоскал рот. Такая была у него привычка – чаем полоскать рот.

Дымобыков, его начальник, был не столько сложен, сколько грубо прямолинеен. Телячелов, по заданию НКВД прослушавший почти месяц курс истории древнерусской литературы в Саратове, куда эвакуировали Ленинградский университет, если б вспомнил, мог сравнить его с Китоврасом, не ходившим путём кривым, но – только прямым. И как перед сказочным Китоврасом рушили жилые постройки, ибо не ходил он в обход, так и генерал-лейтенант любое дело, за которое принимался, брал нахрапом, ударом в лоб, и никогда не заходя с тыла.

С точки зрения практической это качество было ценным и плоды приносило. Вот такие и ходили в героях, пока не попадали под колесо. Следуя же логике политической, прямолинейность всем им и подсуропливала, скармливая вчерашних героев колёсам стального локомотива.

Слизнув с нёба приклеившуюся чаинку, Телячелов прошёлся в уме по этапам героического пути его начальника, Т. В. Дымобыкова. Задержался на коротком отрезке от Поюгзапа, год тысяча девятьсот двадцатый, до неудачного похода на Тегеран, где Дымобыков, тогда комкор, командовал пулемётной частью. Везли персармию пароходами через Каспий. Кто был командиром флотилии? Известно кто, английский шпион Раскольников. Хороший факт, возьмём его на заметку. Жаль, приходится одному кумекать. Нет бы дать сигнал товарищам из режимного, пустить Т. В. в оперативную разработку, так не получится, тебя же самого и схарчат. Даже папочку завести на него опасно, чтобы складывать в неё материал. Дымобыков ведь как яйцо: три минуты варится и уже вкрутую. И эта его барская присказка: «Я сам себе ОГПУ и НКВД в одной фляге». Тоже мне, царь и бог самозваный! Что ж, придётся рыть туннель в одиночку, а породу, ту, где ценные элементы, пока складывать на полочку в голове.

Ну и скульптор. Здесь разговор отдельный.