Я буду всегда с тобой

– Званцев! – крикнул он в овал коммутатора. – Старшину Ведерникова ко мне. Кирюхина с Жабыко в медчасть, пусть проверят их на предмет брюха, жрут заразу всякую где ни попадя. Как в конвое? Какое, к чертям, в конвое! Вон они, бесстыдники, у хозблока развлекаются с кобылой рогатой.

– Ты вот тут написал в отчёте, что туземец вроде бы ему сделал ответный знак. Подмигнул или головой покачал. – Телячелов отвёл взгляд от бумаги и сурово посмотрел на Ведерникова. – Так вроде бы или точно?

Старшина переминался на месте.

– Точно не могу знать, товарищ полковник. Они не то чтобы перемаргивались, светло было, и, возможно, ненец просто прищурился.

– Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? Это ж ненец, ненцы всегда прищуренные. В общем, «вроде бы» мы вычёркиваем. Перепишешь заново это место.

Замполит снова уткнулся в лист, изувеченный каракулями Ведерникова, и, сопя, стал продираться сквозь дебри.

– Не отчёт, а чёрт знает что, – сказал он, оторвавшись от чтения. – Ты вообще какую школу кончал? Церковно-приходскую, наверное? «Париж» пишется через «ж», как «жопа», а у тебя? Стыдно, старшина, стыдно. С такой грамотностью не в гужбате служить, с такой грамотностью качать говно из отхожей ямы в ассенизационной бригаде.

Старшина молчал. Телячелов поскрипывал стулом.

– Хотя местами информация ценная. «Христос», забавно. И бабы ему ручку, говоришь, целовали? А известно ли тебе, старшина, что имеется секретная информация, что попутчик твой, возможно, совсем не тот, за кого себя выдаёт?

– Никак нет. То есть мысли были, особенно когда он интересовался, много ли самолётно-нартовой техники у нас в батальоне…

– Стоп! – Телячелов перестал скрипеть. – Так какого же рожна ты об этом не написал?

– Никак нет, товарищ полковник, тут у меня написано.

– Где написано? Почему я этого не читал!

– Разрешите показать, товарищ полковник.

– Где?

– Вот тут.

Ведерников подошёл к столу и ткнул пальцем в крошево из криво лежащих букв. Замполит сощурился, пытаясь понять написанное. Громко хмыкнул и хмуро посмотрел на Ведерникова.

– Золотарь, – сказал Телячелов старшине. – Безнадёжно. Ну так вот, товарищ старший золотарь, слушайте. Вам доверили секретную военную технику, ведь доверили?

Ведерников заморгал, как школьник, оглушённый несправедливым словом, и не от кого-нибудь, от учителя, человека, которому он обязан был безоговорочно доверять, в конкретном случае – от замполита дивизии.

– Вы же сами просили его подбросить, вы ж сказали, что сталинский лауреат…

Лоб Ведерникова покрылся испариной. От обиды старшина чуть не плакал.

– Я? Сказал? Не помню, может быть, и сказал. Но документально это где-нибудь засвидетельствовано?

Телячелов с насупленными бровями буравил старшину взглядом.

– Но, товарищ полковник…

– Пока товарищ, а вот снимут с тебя погоны, будешь вместе с предателями и шпионами за одной проволокой сидеть.

Телячелов кивнул за окно, за строения военного городка, за которыми, невидимые отсюда, прописа́лись лагерные бараки. В этот час лагерь был пуст, его насельники замаливали трудом свои тяжкие грехи перед родиной.

– В общем так, пока, товарищ Ведерников, политграмоте ты обучаться отказываешься…

Старшина хотел ему возразить, но Телячелов замахал руками.

– Слушать и молчать, я приказываю. – Он одёрнул свой полковничий китель. – Политграмоте ты обучаться отказываешься, на занятиях только просиживаешь штаны, подпускаешь неизвестно кого к секретной гужевой технике… – Он помедлил, будто бы собираясь с мыслями, и продолжил, будто бы выбрав нужную: – Главная моя задача, как политического руководителя, воспитывать в бойцах ненависть к врагу. Враг хитёр, враг изворотлив, враг пытается всеми силами нанести нам поражение как на фронте, то есть лицом к лицу, так и изнутри, то есть с тыла. Тебе известно, какую цель преследовал этот скульптор, пока будем называть его так, нанеся визит в расположение нашей дивизии?

– Никак нет, – ответил Ведерников по-уставному. Потом робенько спросил: – А какую?

– Я не знаю, – сказал Телячелов честно. – Зато я знаю, какая важная государственная задача поставлена перед нами партией и правительством. Это ж Скважинка, стратегическое сырьё, а не какая-нибудь примитивная разработка торфа. За счёт нас и нашей работы куётся мощное орудие для победы в войне с фашистами. Враг готов идти на любую подлость, лишь бы вынюхать хоть что-нибудь из наших секретов. И тут приходит этот художник… скульптор… и собирается здесь временно поселиться.

– Но ведь, наверное, товарищ генерал-лейтенант…

– А что товарищ генерал-лейтенант? Он человек, как любой из нас, и ничто человеческое ему не чуждо. Ты вот, например, уши свои развесил, бабы, видишь ли, ах-ах, ручки твоему попутчику целовали, а он тем временем секретное средство транспорта в уме фотографировал, может быть.

Старшина Ведерников не выдержал и сказал:

– Я, когда Урал проезжали, видел памятник товарищу Сталину, высеченный в скале. Очень сильное впечатление.