Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени

Однажды в теплый, весенний, солнечный день я решил погреться на солнышке на крыше сарая. Почти на середине нашего огромного двора сидели женщины, подставляя солнечным лучам обнаженные руки и лица. Они о чем-то громко разговаривали и даже не обратили внимания на меня, когда я проходил мимо них к сараю. Привычно вставив одну ногу в петлю, которая висела примерно в метре от земли, я приподнялся и хотел уже схватиться за край крыши, как рука моя сорвалась, я полетел вниз, петля плотно затянулась на моей ноге и я, словно маятник, закачался вдоль стены сарая вниз головой. До земли я доставал только кончиками пальцев рук. Все мои попытки освободиться от неожиданного плена были безуспешны. Ногу из петли освободить было невозможно и схватиться было не за что. Поняв, что без посторонней помощи мне не освободиться, я начал звать на помощь. Самые близкие люди от меня были женщины, которые сидели в нашем дворе, но они были так увлечены своими разговорами, что не слышали моих криков о помощи. У меня уже появился какой-то шум в ушах, в глазах начали сверкать желтые и розовые искры, к горлу подкатился комок, из-за которого стало трудно не только кричать, но даже дышать. Когда я уже был в полубессознательном состоянии, одна из женщин каким-то чудом услышала мои вопли, забежала за сарай и увидела меня висевшим в петле вниз головой. Подбежавшие на ее зов еще две женщины с большим трудом высвободили мою ногу из петли. Оказывается, можно повеситься не только за шею, но и за ноги тоже.

ПОДРУЖИЛИСЬ МЫ С МЕСТНЫМИ РЕБЯТИШКАМИ НЕ СРАЗУ. ОНИ ДОЛГО ПРИСМАТРИВАЛИСЬ К НАМ, ЭВАКУИРОВАННЫМ, НЕ ИДЯ НА КОНТАКТ. При встрече на улице дразнились и выкрикивали различные оскорбительные слова, чаще всего нецензурные. Иногда кто-нибудь из наших не выдерживал незаслуженных оскорблений и вступал в драку. Кроме нас в этом селе были эвакуированные из Ленинграда, Украины, Белоруссии и Прибалтики. В первую очередь мы подружились между собой, а потом к нам стали постепенно примыкать местные ребята. В селе Никольском в основном жили марийцы, но были так же русские, татары. После нашего приезда количество национальностей заметно возросло. Когда мы сдружились все вместе, то все наши языки образовали общий котел. Мы уже могли общаться друг с другом на любом языке нашей компании. Наши языки стали смешанные. Мы могли, например, одну часть предложения сказать на одном языке, а вторую – на каком-то другом. Даже дома нас не всегда понимали взрослые. Я уже почти свободно говорил по-татарски и по-марийски. Придя домой, я иногда говорил: «Тетя Женя, кинден пу», что в переводе на русский означает: «Тетя Женя, дай хлеба». Первое время она ругала меня, требуя, чтобы я говорил по-русски, а потом привыкла и многие слова начала понимать без перевода. Не зная языка, мы иногда попадали в очень неприятные истории. Некоторые вполне приличные слова на другом языке могли означать какую-нибудь похабщину. Так, например, после разговора с одной женщиной, прощаясь, я ей сказал, как у нас принято: пока, до свидания. Оказывается, слово «пока» на марийском языке означает женский половой орган. Теперь, зная перевод этого слова, можно себе представить, как я оскорбил эту женщину. Она тут же нажаловалась моей тетушке, что я ругаюсь нецензурными словами, а я никак не мог понять, за что меня хотят наказать. Или возьмем слово «куй». «Куй железо, город Куйбышев» и т. д. Так вот это слово, тоже на марийском, означает заниматься любовью. Они очень смеялись над фамилией Куйбышев и одноименным городом. Так что сдружились мы с местными жителями и понимать друг друга стали не сразу.

ОДНАЖДЫ Я ДАЖЕ ПОПАЛ В ЧИСЛО ПОДОЗРЕВАЕМЫХ В УБИЙСТВЕ. Как-то я подружился с одним местным русским мальчишкой. Частенько мы с ним ходили купаться на пруд. В тот злополучный день мы, как всегда, искупавшись, пошли домой и у мельницы разошлись в разные стороны: он направо, я налево. Поздно вечером к нам пришли его родители и сказали, что их сын не пришел домой. Узнав, что в тот день мы были с ним вместе, мне устроили продолжительный пристрастный допрос. Искали моего товарища несколько дней по всей округе, а нашли в огромной круглой яме, заполненной водой, у мельницы. Мы с ним как раз расстались недалеко от этой ямы, и я даже не представляю, как он туда провалился и утонул. Оказывается, я был последним, кто видел его живым, и все улики были против меня. Мне пришлось очень долго доказывать, что я не виноват в его гибели, но, наверное, и сегодня считают меня его родственники убийцей.

Был и еще один случай, но тут я фигурировал в качестве вора. Однажды один парнишка из соседней деревни Биктимировки пригласил меня к себе домой. После моего ухода у них пропали пять рублей. Как они утверждали, из посторонних у них больше никого не было, и поэтому свою невиновность я так и не сумел доказать. В глазах местных жителей, возможно, я так и остался вором и убийцей.