Читаем Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени полностью

Весной нам выделили кусочек земли, и мы кое-что сумели посадить на этом огороде. Семенной картошки у нас не было, и мы, когда покупали ее для еды, примерно одну треть клубня отрезали на семена, а две трети картофелины съедали. За зиму накопили приличную котомочку обрезков, которыми и засадили наш огород. Потом тетя Женя взяла козочку, и у нас появилось свое молоко. За козочкой в нашем хозяйстве появился поросеночек. Потом наша козочка подарила нам козленочка. И так постепенно мы начали обрастать хозяйством. С козленочком мы стали друзьями со дня его рождения. Едва он укрепился на своих маленьких тоненьких ножках, как я научил его бодаться. Я вставал на четвереньки и начинал его бодать. Вначале он испуганно пятился назад, потом стал робко отвечать на мои выпады, а войдя во вкус и повзрослев, стал нападать на меня сам, даже тогда, когда я не собирался с ним играть. Каждое утро, когда я выпускал его на прогулку, вместо приветствия он вставал на дыбы и в прыжке ударял меня головой. Пока он был безрогий, это забавляло меня, но когда у него отросли рожки, а потом и рога, эти приветственные удары стали не очень приятны. Ему понравились чужие огороды. Стоило только появиться лазейке в огород, он уже там, даже если хозяева в это время находились у своих грядок. Смело входил в огород, как к себе домой, не обращая внимания на возмущенные окрики хозяев, подходил к грядке с капустой и с огромным аппетитом начинал уплетать любимый овощ. Если хозяева подходили к нему очень близко, пытаясь выгнать его с огорода, он вставал на дыбы и с разгону ударял своего обидчика рогами, после чего продолжал трапезу. Однажды он пришел домой весь ободранный, шерсть клочьями висела на его боках. А один раз влетел домой как ошпаренный, с громким плачем. Кто-то ему стянул рога веревкой, а это для них самая болезненная пытка. Кончилось все тем, что нашего козлика кто-то съел, не оставив нам ни рожек, ни ножек.


После пропажи моего любимца в нашем хозяйстве остались огород, коза и поросенок. Коза у нас паслась в общем стаде, за что мы платили сколько-то денег и сколько-то дней каждый месяц кормили дома пастуха. Тетя Женя продолжала работать в сельпо уборщицей, в свободное время строчила по заказам местных жителей, а осенью нанималась в колхоз серпом жать хлеб. В мои обязанности входило: прополка и полив огорода, утром выгнать, а вечером пригнать козу из стада, накормить поросенка, а осенью, когда тетя Женя работала в поле, приготовить ужин. Однажды вечером, когда стадо гнали домой, я, как всегда, вышел на улицу, чтобы загнать козу домой. Стоя почти на середине дороги, я начал передразнивать коз, овец и коров, идущих мимо меня в стаде. Одной корове, видимо, не понравилось мое мычание, очевидно, я замычал не в той тональности, она неожиданно развернулась в мою сторону и так прижала меня к забору, что затрещали доски. После этого отступила назад, чтобы боднуть меня с разгону, но, на мое счастье, в это время подбежала женщина с палкой в руке и отогнала взбесившуюся корову. Мне повезло, что корова оказалась безрогой, в противном случае она бы проткнула меня насквозь. Однажды в этом стаде коровы чем-то обидели быка, по дороге домой он так разбушевался, что все заборы, попадавшиеся на его пути, он повесил на свои рога. Даже пастухи не могли его успокоить.


Со мной произошел еще один случай, связанный с этим стадом. Это была уже вторая половина лета. В то время очень многие держали пчел, и, когда начинали качать мед, пчелы, словно цепные собаки, носились по улицам села, нещадно жаля прохожих. В один из таких дней я, как всегда, вклинился в самую гущу стада, чтобы не пропустить свою козу, и начал передразнивать проходящую мимо меня скотину, широко раскрыв рот и высунув язык. В это время кто-то качал мед, и целый пчелиный рой летал над моей головой. Одна пчела прямо с ходу, словно истребитель, крепко вцепилась в мой язык. Громко жужжа и хлопая крыльями, всадила свое ядовитое жало в центр языка. Когда я втянул язык в рот, пчела все еще жужжала и вибрировала всем своим телом в предсмертных судорогах. Она так сильно вцепилась, что стоило немало труда выковырять ее оттуда. Не успел я добежать до дома, как язык превратился в сплошную опухоль и занял все пространство во рту. На вопросы тети Жени я отвечал мычанием. Она не сразу поняла, что со мной случилось, и хотела даже наказать за озорство.


Лета в те годы, когда мы там жили, были жаркие, и очень не хотелось вылезать из реки и бежать в огород полоть грядки и поливать огурцы и капусту. НО В ЖИЗНИ ВСЕГДА ПРИХОДИТСЯ ДЕЛАТЬ НЕ ТО, ЧТО ХОЧЕТСЯ, А ТО, ЧТО НУЖНО.


Перейти на страницу:

Все книги серии Свидетель столетия. Мемуары очевидцев

Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени
Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени

Автобиография Геннадия Чикунова – это воспоминания о том, как счастливое довоенное детство сменяется выживанием в блокадном Ленинграде, а наивная вера в лозунги сталинских парадов и агитфильмов испаряется перед лицом подлинного страдания.В отличие от многих похожих книг, концентрирующихся на блокаде как событии, «запаянном» с двух сторон мощными образами начала сражений и Победы, автобиография Чикунова создает особый мир довоенного, военного и послевоенного прошлого. Этот мир, показанный через оптику советского ребенка, расскажет современному читателю о том, как воспринимались конец 1930-х годов, Великая Отечественная война, «смертное время» блокады, чего стоила не менее опасная эвакуация и тяжелая жизнь на другом краю Советского Союза.И, наконец, вы узнаете историю долгого и трудного возвращения в город, где автором этой книги было потеряно все, кроме памяти о личной и общей блокадной трагедии.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Геннадий Николаевич Чикунов , Геннадий Чикунов

Биографии и Мемуары / Документальное
Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов
Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР. Позже Ференц был центральной фигурой в переговорах о выплате Германией компенсаций жертвам Холокоста, внес весомый вклад в выработку Определения агрессии ООН и в создание Международного уголовного суда. Книга основана на личных беседах автора, швейцарского исследователя Филиппа Гута, с Беном Ференцем, а также на широком круге исторических документов. Ответственным научным редактором российского издания выступил судья международных трибуналов ООН по Руанде и бывшей Югославии (в отставке), профессор Б.Р.Тузмухамедов, комментарии были подготовлены специалистом по немецкой истории, профессором О.Ю.Пленковым.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Филипп Гут

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное