Я была до тебя

День матери! Действительно, надо мне и своей позвонить. Она очень строго следит за тем, чтобы мы поздравляли ее с Днем матери, с днем рождения, с Рождеством и с Новым годом. Она вообще страшно щепетильна во всем, что касается праздников, обводит в календаре даты именин и дней рождения. Даже если мы в ссоре и не общаемся, она никогда не забывает прислать мне записочку — как правило, на оборотной стороне использованного конверта или каком-нибудь клочке, оторванном от письма, — с коротким, выведенным прямым и ровным учительским почерком текстом: «Поздравляю с днем рождения. Мама». Это почитание правил, это соблюдение условностей, эта дань долгу, вытверженному назубок, будят у меня в воображении образ стихаря, наброшенного на грязные лохмотья, и вызывают улыбку. Она не испытывает ко мне никаких теплых чувств, но послушно следует традиции, которая требует от нее исполнения материнского долга. Благодаря этому несложному ритуалу она спит спокойно — ее совесть чиста, ей не в чем себя упрекнуть.

— Так, значит, мы не увидимся?

Я нарочно говорю легко и даже весело, лишь бы утихла тревога, звучащая в твоем голосе.

— Нет… Вернее, да. Но только после ужина.

— Ну хорошо, как скажешь. Позвони мне, когда освободишься, ладно?

Ты мрачно согласился и повесил трубку.

Ну, раз уж у нас праздник, будем праздновать!

Решено: свожу мать в ресторан.

Я позвонила брату: присоединяйся.

— Да нет, знаешь, что-то меня это не воодушевляет… Я ей утром позвоню, поздравлю по телефону. Вы уж там без меня как-нибудь… Ты не обиделась?

— Ну, лучше бы ты пришел, конечно. Хоть поговорили бы. А так опять мне придется одной слушать ее жалобы.

— Нет уж, спасибо! Я, между прочим, семь лет оттрубил с ней на Мадагаскаре, пока вы тут блаженствовали. Так что вы все мне должны еще очень много ужинов с нашей мамочкой.

— Не знаешь, наши ее уже поздравили?

— Наверняка. Они же у нас идеальные дети.

Мои старшие брат и сестра. Идеальные ханжи. Открытки, конечно, отправили заранее, чтобы не разочаровать ее относительно их лучших чувств. Наутро от них принесут цветы. Как каждый год. Куда бы ни забросила их судьба, на Северный полюс или в Джакарту, они ни за что не забудут ее поздравить. На Рождество шлют цветные фотографии. Сестра с мужем и выводком детей, брат — в рабочем кабинете, за компьютером. Вид торжествующий. Еще бы, он сделал блестящую карьеру, мотается по всему свету. Большой Начальник собственной персоной! Да уж, вот кто преуспел в жизни, талдычит мне мать, ставя в пример старших брата и сестру. Они живут за границей! А вы, вы что? Торчите в этой безнадежной стране, стране без будущего, подумать только, коммунисты у власти, вечные забастовки, куча безработных, мечтающих о зарплате! Эх, вот если бы я вышла замуж за американца, не пришлось бы мне смотреть на все эти безобразия!

И она в который раз начинает отматывать перед нами назад киноленту своей жизни, сплошь состоящую из разочарований. Нажимать на стоп или покидать сеанс запрещено. Кара следует немедленно — убийственный взгляд черных глаз и исполнение любимого припева: вы меня не любите, вы ничего для меня не делаете, за что мне такое наказание?

Не хочет она никуда идти, это же надо одеваться, причесываться, а сегодня по телевизору Деррик. Но я проявляю настойчивость. Собираюсь отвести ее к «Жерару». Это небольшое бистро, владелец которого — мой приятель. Старый друг, объясняю я ей, так что тебе совсем необязательно быть при параде, тем более что я за тобой заеду, а потом отвезу тебя домой. Никакой опасности нападения на улице. Она стала жутко трусливой. При виде любого смуглого лица прижимает к груди сумочку, ускоряет шаг и последними словами кроет растущую преступность и правительство, которое открывает двери всяким проходимцам. Я знаю, о чем говорю! Ты только посмотри, что творится в пригородах! Сплошь черные и арабы! Хуже, чем в Нью-Йорке!

Вот уж не уверена. Впрочем, не желая ввязываться в спор, пропускаю ее слова мимо ушей и настойчиво повторяю приглашение. Почему-то мне вдруг показалось жизненно важным провести этот вечер праздника матерей с ней. В конце концов, ты моя мама, выдвигаю я последний аргумент. Как же ты можешь весь вечер пялиться на Деррика, если родная дочь зовет тебя в ресторан!

Она покорно вздыхает: ну ладно, если уж тебе загорелось…

Жерар усадил нас за лучший столик и предложил ей дегустационное меню, чтобы она попробовала все его фирменные блюда. Она смерила его недоверчивым взглядом — пытается обжулить? — потом, не в силах противостоять его дружелюбию, согласно кивнула.

— А если мы не доедим, можно будет унести остатки с собой? В Соединенных Штатах все так делают. Это называется у них doggy bags.

Она прекрасно знает, что во Франции делать так не принято, и вопрос задает с единственной целью — показать мне, что мы здесь не умеем жить. Что тут такого, в самом деле, если ты хочешь забрать с собой то, за что заплатил?

— Нет, мам. Здесь остатки оставляют на столе. И ты это знаешь ничуть не хуже меня.