Читаем Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения полностью

Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения

Вальтер фон дер Фогельвейде,бренный образ человека,австрияк, всего вернее,из тринадцатого века,певший гимн в честь милой дамы,пахарь стихотворной нивы,сочинявший эпиграммыи слагавший инвективы, —женщин он любил, конечно,искренне и любострастно,удивительно беспечнои пленительно прекрасно.Ну а птички на привале,что на них весьма похожи,хоть не сеяли, не жали,а бывали сыты всё же.Ну а птички на привале,благостны и деловиты,хоть не сеяли, не жали,а бывали всё же сыты.Он лугами и полямишел, вздымая тост заздравный.С птицами и королямион беседовал как равный –австрияк, всего вернее,из тринадцатого века,Вальтер фон дер Фогельвейде,вечный образ человека.Ну а птички на привале,вроде вальтеровой свиты,хоть не сеяли, не жали,а бывали всё же сыты.Ну а птички на привалехоть не лезли вон из кожи,хоть не сеяли, не жали,а бывали сыты всё же.Ну а пташки на привале –Певуны, не паразиты!Хоть не сеяли, не жали,а бывали всё же сыты.А что с голоду не померВальтер – было просто чудом,потому что не был Вальтеркесаревым лизоблюдом.

ВЕНГЕРСКАЯ РАПСОДИЯ

I. «В тишине печальных буден…»

В тишине печальных буден,где судьба играет в кости,я хочу оставить людямстроки нежности и злости.Не всегда ведь, не всегда ведьпопадаешь прямо в точку, –людям я хочу оставить,как Франциск, одни цветочки.Не ищу пустого блеска,обращаясь к яснолицым, –я хочу, как тот Франческо,обратиться к певчим птицам.Проповедовать за дверьюнекой самой высшей лигимудрость высшего доверья,как романтики-расстриги.Я хотел бы, небезвестен,причастившись горней тайне,обернуться КНИГОЙ ПЕСЕНв духе истинного Гяйне.Мы о людях скверно судими о тех, что яснолобы;я хочу оставить людямстроки нежности и злобы!

II. «В сугробах, в сугробах, в сугробах…»

В сугробах, в сугробах, в сугробахосталась судьба бытия, –в тех северных снежныхутробах тревога и вечность моя.И всё, что мечталось и пелось,и всё, что звенело в былом,отвага, любовь и несмелость,и – в шалую тьму напролом!В таинственном шуме и блескесудьба омрачилась моя, —студеных ночей арабескина стеклах былого литья.Я в темном эфире витаю,дышу неземной тишиной –не таю, не таю, не таюи этой безгласной весной.На этой асфальтовой корке,на этой студеной землеглаза мои мстительно-зорки,как некогда, в дивном тепле.В забытые комнаты этимы входим с морозной черты,усталые взрослые детиушедшей во тьму красоты!