Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения

ГОРОД У ДОРОГ

ТЕНИ ПРАЗДНЫХ ТУЧ

Город отражен в канале вверх ногами,
от шатров зари давно затерян ключ.
Площадь. Купола. Плывут по амальгаме
тени праздных туч.

Сколько в синеве их, темных и косматых,

сколько их собой пятнают синеву.
Тень любви лежит на взморьях и закатах,
этой тенью я живу.

Город весь продрог. Он зол, как непогода.

Город весь продрог.
Город у дорог, которым нет исхода.
Город у дорог.

«Я погружаюсь в пестроту…»

Я погружаюсь в пестроту
чужих словес – в наряды сброда,
в нагих улыбок маяту,
в седую сутемь сумасброда.
Я вижу, как парят года,
как сочетаются минуты,
как на отшибе пьют цикуту
дожди, седые как слюда.

Зеленый мир, зеленый дол,

печаль, похожая на отмель,
тревоги сутеми дремотной,
отрады сдержанный глагол.
Представь тоску: перед тобой
таятся маленькие страсти,
и чьи-то вымыслы о счастье
встают из темени любой.

Любите холод бытия

отнюдь не в переносном смысле.
Над миром темного литья
дома угрюмые нависли.
Любите серые дожди,
в них, кстати, грусти очень мало, –
о, сердце, жизнь мою клади
на музыку иных кимвалов!

НЕОНОВЫЙ ТУМАН

Мы бродим по стезям непостижимо узким,
пристойным, словно брак, и вязким, словно связь, –
неоновый туман плывет над Белорусским,
колеблясь и клубясь.
А где-то есть уют и книжка на диване,
и лампа на столе приветливо светла.
Прохожие снуют в неоновом тумане
за тридевять земель от женского тепла.
Мы жадности бежим – нам нужно очень мало:
снотворный люминал – и к черту героин,
и в шелесте страниц дородного журнала
страданья героинь и шорох георгин!
Зачем с такой судьбой нас грозами связало?
Зачем кружило нас, терзая и томя?
В Москве есть девять – нет, одиннадцать вокзалов,
а можно обойтись двумя или тремя.
Листок календаря в смешном раздумье тронув,
постигнуть, что пришли притихшие года,
и можно никогда не покупать перронных:
ни проводов, ни встреч – и сами никуда.
Немножечко тепла, немножко женской ласки,
и скомканный конверт, и нежных строчек вязь…
Неоновый туман висит над Ярославским,
колеблясь и клубясь.

НАСЛЕДЬЕ НЕУМЕНЬЯ

Стоит сухая осень
у самых щек твоих,
железной славы просинь,
бесчеловечный стих.

Забудь об умираньи,

о бренности забудь,
впивай в глаза бараньи
постылой жизни суть.

Ты бредишь оковытой,

напитком пьяных вдов, —
ты как тюльпан,
забытый на выставке цветов!

Как на мосту горбатом

окаменевший стриж,
как солнце над Арбатом
в безлюдьи рыжих крыш!

Здесь вьются велогонки,

дряхлеет моды крик,
здесь ты в комиссионке
увидишь Лилю Брик.

Здесь всей эпохи звенья,

здесь мне всего родней
наследье неуменья
давно ушедших дней.

«Душа, околдуй мое тело…»