Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения

Синева и высь. Мерцает снег.
Не святой, а просто человек
приникает мудрой головой
к азбуке поляны снеговой.

Но над ним земных просторов гул

Книгу Вечной Жизни распахнул:
черен и разумно деловит
горестного счастья алфавит!

«Лишь тот одинок в полной мере…»

Лишь тот одинок в полной мере,
кто слышит, как вихри шумят,
кто гаснет у розовой двери
в сады благосклонных наяд.

Балконы, балконы, балконы, –

там все, кого в детстве знавал,
и вдумчиво-многооконный
в сады золотые провал.

Оставь эти странные строки,

признанья усталой любви,
и сердцем пойми, что уроки
у каждого сердца свои.

Оставь эти пошлые строки,

угрюмые волны оставь, –
мы здесь. Мы стоим на пороге,
где с былью сливается явь.

«Мудрец ты иль невежа…»

Мудрец ты иль невежа,
теряешь зря лицо, –
из Люттиха и Льежа
явилось ружьецо.

Прохлада в полировке,

решимость чудака;
к берданке иль винтовке
прильнувшая щека.

Не знают нумизматы,

что в синеву окна
глядит юнец лохматый,
чья жизнь, как смерть, темна.

И горечью Сарепты

тревога отдает, –
и тяжесть вдовьей лепты
совсем уже не в счет.

И, глаз прищурив карий,

глядит, глядит малец
на кесарев динарий
в краю простых сердец.

«В Сокольниках звенят колокола…»

В Сокольниках звенят колокола,
и изнывают солнечные блики,
и клянчат перехожие калики
под солнцем, раскаленным добела.

В Сокольниках разубранный алтарь,

и дряхлые угодники в исподнем,
и толстый поп – и пред лицом Господним
равны и парфюмер, и золотарь.

До самой смерти у разверстых врат

толпиться попрошайкам и старухам.
Она близка – и лишь для нищих духом
приуготован райский вертоград.

Она близка – трепещущее пламя

ее спешит окутать в едкий дым.
А мы с тобой стоим в Господнем храме,
и ничего не нужно нам двоим.

Печать греха лежит на горожанах,

а злоба застит влажные глаза,
и по щекам старинных прихожанок
ползет неосушимая слеза.

А толстый поп, калач, как видно, тертый,

торчащий у святого алтаря,
рискует стать ипостатью четвертой
былого Назарейского Царя.

А в облаках кощунственной тревоги,

одушевляя старческий уют,
колышутся развенчанные боги,
жуют овес и песенки поют.

Заступница, мне нужно так немного,

верни мне жизнь, былой приязни в знак!
Прости меня — я тоже верю в Бога,
но только Он глядит совсем не так.

Но только Он в угаре богомольном,

на середине дальнего пути,
настиг меня – и в звоне колокольном
Его я не сумею обрести.

БЕЗ НАЗВАНИЯ