Я - Даго Повелитель

- Возможно, так все и случится. Но ведь это нас друг от друга не отдалит. Ты сядешь на троне, и с твой волей должны будут считаться.

Петронас сел рядом с сестрой, обнял ее рукой, поцеловал в щеку, после чего погрузил свое лицо в ее мягкие, буйные, пахнущие ромашкой волосы.

Та ужевзяла себя в руки, оттерла слезы с глаз.

- Самое паршивое то, что, чем сильнее я его ненавижу, тем большее пробуждается во мне желание, чтобы он мною овладел, - призналась Зоэ. – Думаю, таким образом я изменяю тебе, Петронас. В конце концов, начну я его любить, ну а любовь к тебе во мне умрет.

- Не удивлюсь. Ведь он все еще очень красивый мужчина, - согласился брат.

И все же, в нем шевельнулась ревность.

Зоэ встала с лавки, Петронас тоже поднялся. И вдруг почувствовал, что теряет сестру, возможно, навсегда. Потому, наверное, и показалась она ему такой красивой в белой вышитой блузке, обтягивающей ее небольшие, крепкие груди; в платье, сшитом из разноцветных клиньев, которое делало ее еще более стройной.

Петронас неожиданно обнял Зоэ и притянул к себе. Склонил к ней лицо и своими губами стал искать ее губы. Их поцелуй продолжался так долго, что дыхания в груди едва хватило. Петронасу пришлось напрячь всю свою волю, чтобы отодвинуться от сестры.

- И все же, ты до сих пор любишь меня, - с триумфом в голосе заявила та.

- Иди уже, - умоляюще попросил он.

Зоэ покинула его комнату с гордо поднятой головой, он же бросился на свое ложе и долго лежал на нем без движения, всматриваясь в потолок. "Это я повел себя словно карлик, а не как великан, - насупился Петронас. – Быть может, Пестователь и был прав, когда увидел во мне мелкого уродца? Ведь считается только власть. И только власть следует любить".

Через какое-то время он поднялся с ложа и начал ходить от одной стены до другой, обдумывая самые странные и даже наиболее дикие планы, которые должны были поработить Пестователя и дать Петронасу власть в Гнезде. И в мечтах своих он вкушал то, что не имело вкуса, смаковал, ибо до сих пор никто не мог назвать того, что чувствует человек, обладающий властью над другими людьми. Нет на свете такой пищи, такого питья, такого запаха, которые припоминали бы то нечто, наполняющее уста и ноздри властителя, когда он глядит на людей как на маленьких муравьев. Ведь на самом деле любое людское существо для властителя представляет собой только тень на стене в комнате, в которой горит всего одна свеча – он, повелитель. И нет людского существа, которое повелителю казалось бы красивее и умнее его самого, ведь, если бы было не так – тогда другой человек был бы властителем. Потому и нет такого ученого человека, по сравнению с которым властитель не чувствовал себя умнее, поскольку всегда думает он, что он во сто крат умнее такого умника, поскольку обладает над ним властью. Потому-то корона для властителя никогда не будет обременительна, хотя многие жалуются на это публично, ибо корона возносит его над толпой, над ничтожностью и над ненужностью других людей. Нет так же для властителя и льстецов; бывают лишь люди, которые вслух говорят властителю то, что сам он в глубине души мыслит о себе. И, раз уже сделался он властителем, то уже этим самым фактом не доказано, что был кем-то лучшим, исключительным, необыкновенным, истинным великаном среди мелочи? И разве не было доказано в Книге Громов и Молний в главе о правлении людьми, что властитель никогда не блуждает, что ошибки допускают исключительно его несовершенные подданные? Нет для властителя и позорных, безнравственных поступков, ибо власть над людьми остается за пределами добра и зла.

Очень жаждал власти Петронас. Желал он ее настолько сильно, что на следующую ночь охватывали его попеременно: то чудовищная горячка, то его страшно морозило.

То он истекал потом, то вновь стучал зубами, приказывая покрывать себя самыми теплыми мехами.

При известии о болезни Петронаса к его ложу прибежала Зоэ, а затем прибыл и сам Пестователь. Они оттирали у парня пот со лба, а потом укрывали мехами. Он же, то лежал неподвижно, то охватывали его конвульсии и судороги, он кричал или стонал, бормотал какие-то странные слова, пена выступала на его губах, пальцы ладоней то раскрывались, то вновь сжимались, словно бы он желал схватить что-то неуловимое.

Перепугавшись за жизнь Петронаса, Зоэ желала привести во двор мудрецов, которые умели лечить и заговаривать всяческие болезни, но Даго Господин удержал ее.

- Я знаю, что с ним, - сообщил он Зоэ. – Эта болезнь мне известна.

- И что же мучает его? – спрашивала встревоженная Зоэ.

- Это болезнь, называемая Жаждой Деяний, - задумчиво ответил ей Даго Пестователь. – Меня учили, что ею страдают только лишь великаны. Выходит, случилась ошибка. Обычные люди тоже могут заболеть ею.

Зоэ топнула ногой и, с необычной смелостью, крикнула Пестователю:

- Откуда ты знаешь, повелитель, что он не родился великаном? Разве не породила Македония многих истинных великанов? Ты не знал его матери. Так же, ничего не знаешь о его отце. Тогда почему же ты говоришь, будто бы он обычный человек?