Читаем Я дарю тебе радугу полностью

Впрочем, ты вряд ли оценишь.

Жизнь считается жизнью,

без флагов, без криков, без цели.

Махаон

Над дорогой летел махаон.

От кого и куда? Только он

Всё про это, быть может, не знает.

Как любой, от себя улетает.


У ромашек подобных промашек

Не бывает. И белым раскрашен,

В тон ромашек теперь небосвод.

Пара звонких и ветреных нот -


Летний полдень. За пологом тучи

Солонце прячется. Это ль не случай,

Чтобы в лучшее верить, но всё же

Совершенно поверить не можем.


– Махаон пролетел, что ли, мимо?!!

– Ну, подумаешь, бабочка! Мило…

Прощение

Виноград… То ли просится в дом?

То ли просит чего. Дело в том,

Что его не понять нипочём.

Как траву, что под солнца лучом

Подсыхает. Под шагом ломаясь,

От обиды нисколько не маясь,

Всё прощает всему, навсегда.

Мы ж способны простить? Иногда…

И такая гора после с плеч!!!

Да… умеем на сердце навлечь

Столько тяжести. Ходим с трудом,

Под обидой согнувшись. Как льдом,

Нас сковало. Да, к счастью, бывало,

То, иное. Но, искренне, – мало.

Лихо

Мотылёк, сжав крыл ладони,

Верит, что его не тронет

Не коснётся тень беды,

И вспорхнул попить воды.


Стороной – щегол ли, хлыщ ли,

Птиц таких немало, тыщи.

Увидал он мотылька…

Был и нету. Рябь слегка

Морщит от конфуза воду.

Что ж поделать, то – природа:


Кабы знал, не сел бы здесь,

Ведь не столь хотелось есть,

Как собой покрасоваться.

Он не стал бы и соваться!


Не съедят, так сам потонет

Мотылёк лишь воду тронет,

Юбки тонкие в горошек

Вмиг намокнут… "Я – хороший!"

Он кричит себе и миру,

И уходит с миром, с миррой.


Да теперь… Чего уж! Лихо

Ходит рядом тихо-тихо.

Да рядится, – не узнать,

Значит есть чего скрывать.

Цикорий

Цикорий – брызгами небес,

А подле зябнет мрачный лес,

Дрожит он мелко на ветру…

Всё это временно. Сотрут

Вперёд бегущие века

То, очевидное пока,

Но мнится это нам, беспечным,

Что будет длится лето вечно,

А после – осень и зима.

Да жизнь всё сделает сама…

:

И нам смолчать, стерпеть, смириться?!

Незнанье дольше будет длиться,

Коль пустим всё на самотёк.

Так заяц скачет наутёк

Не от лисы, в себе от страха.

И каждый день, как пень, как плаха,

Куда он голову кладёт.

Но кто когда кого найдёт -

Поверьте, то не наше дело.

Хотя б иного и хотелось,

Пусть жизнь управит всё сама!

Увы, знакомы те слова…


Цикорий – голубые капли,

В болоте шарят важно цапли

И обнимает небо кобчик.

Дитя ногами время топчет,

А мы снисходим всякий раз,

Забывшись, как не вспомнят нас.

Увы…

Сладость трав и небес перламутр,

В пудре марева полдень, рассвет многих утр

Перевидел, но только не это.

Через сито листвы сеет светом,

Так, горстями, без счёта светило.

И оно будто не уходило,

Под покровы холодной ночи.

До огарка огонь источил,

До подсвечника целую свечку.

Топят летом камины и печку!


В темноте, столь сырой и холодной,

Зябнут змеи. Луна подколодный

С высоты простирает свой взор.

И любое, что днём просто вздор,

Нас пугает немало, до дрожи.

В этом мы неизменны, похоже.


А сверчок, что встревожен нимало,

Не смолчит. И ему бы внимало

То же солнце, ну, коли б могло.

На скамью горизонта, в углу

Примостилось бы тихо… И славно.

Да, под пенье сверчка пахнут ладно

Те букеты – цветов и травы,

Что однажды увянут, увы.

Папа Арик

Шуршание дождя по мостовой.

И через время слышу чей-то голос.

Не может быть, что это голос твой.

Полос судьбы, травы несмятый колос,


Что под ногой твоей не упадут,

Меня теперь заботят и тревожат.

Других их папы в кухне ночью ждут,

И мой бы ждал. Да вот теперь не может.


Морской звездой или волной под ноги?!

И нет следов ни на одной дороге,

Которые хотел, но не прошёл.

Зачем же ты, за кем же ты ушёл?


Как не старайся – слёзы, той рекой,

В которую ныряли мы с тобой…


Луна над лесом, будто свет в окне.

Кого-то ждут, на этот раз не мне

Идут открыть свои сердца и двери.

Я не забыла, я себе не верю,

Что был он, тот, последний, страшный час,

Где ты, необернувшийся на нас.


Шуршание дождя по мостовой…

Как чей-то плач, как чей-то стон, как чей-то вой

Кто первым сошёл с карусели земли


Кто первым сошёл с карусели земли?

Неужели глава закружилась?

Или просто, мол,– "Так уж сложилось…"

Либо карты не мастью легли.


Но теперь разговоры про это напрасны,

И себя я корю каждый день, ежечасно.

Но, кому бы заметить, тем важно другое:

Их оставить теперь мне бы надо в покое.


Да калина напрасно грузна от соцветий,

Тут она неспроста, для того, кто б заметил,

И сказал, что она хороша, хоть горька,

Да до третьих морозов далёко пока…

Стрекоза

Шёл с речки.

Листочком прозрачным

Пристало крыло стрекозы,

Что устало намедни с кувшинки внимала

Полудня течению. Ей не пристало

Ронять лепестками свои два крыла…

Да поздно уже. И она лишь "была".

Невозможность

Плиссе бутона, пляска ветерка, -

Так ненавязчиво рождается строка.


Росой взопревший лист

Печалится про скорую кончину,

Всему искать причину

Приучен с малолетства.

Впрочем, год

ему не продержаться.

Ветр осенний

Концом той жизни или потрясений

Случится разом.


Где-то там тревожно?

Поверить как в такое? Невозможно…

Безмятежность

Корона невесомая цветка

И стрекоза. Той жизни два витка

Земных осталось ей. Немногим больше

Иным, но ведь и сделано… Подольше

Закату не смотрели молча вслед,

Дороге, что, сошедшая на нет,

Всё ж бесконечна. Каждым поворотом

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полтава
Полтава

Это был бой, от которого зависело будущее нашего государства. Две славные армии сошлись в смертельной схватке, и гордо взвился над залитым кровью полем российский штандарт, знаменуя победу русского оружия. Это была ПОЛТАВА.Роман Станислава Венгловского посвящён событиям русско-шведской войны, увенчанной победой русского оружия мод Полтавой, где была разбита мощная армия прославленного шведского полководца — короля Карла XII. Яркая и выпуклая обрисовка характеров главных (Петра I, Мазепы, Карла XII) и второстепенных героев, малоизвестные исторические сведения и тщательно разработанная повествовательная интрига делают ромам не только содержательным, но и крайне увлекательным чтением.

Александр Сергеевич Пушкин , Г. А. В. Траугот , Георгий Петрович Шторм , Станислав Антонович Венгловский

Проза для детей / Поэзия / Классическая русская поэзия / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия
Я люблю
Я люблю

Авдеенко Александр Остапович родился 21 августа 1908 года в донецком городе Макеевке, в большой рабочей семье. Когда мальчику было десять лет, семья осталась без отца-кормильца, без крова. С одиннадцати лет беспризорничал. Жил в детдоме.Сознательную трудовую деятельность начал там, где четверть века проработал отец — на Макеевском металлургическом заводе. Был и шахтером.В годы первой пятилетки работал в Магнитогорске на горячих путях доменного цеха машинистом паровоза. Там же, в Магнитогорске, в начале тридцатых годов написал роман «Я люблю», получивший широкую известность и высоко оцененный А. М. Горьким на Первом Всесоюзном съезде советских писателей.В последующие годы написаны и опубликованы романы и повести: «Судьба», «Большая семья», «Дневник моего друга», «Труд», «Над Тиссой», «Горная весна», пьесы, киносценарии, много рассказов и очерков.В годы Великой Отечественной войны был фронтовым корреспондентом, награжден орденами и медалями.В настоящее время А. Авдеенко заканчивает работу над новой приключенческой повестью «Дунайские ночи».

Александ Викторович Корсаков , Александр Остапович Авдеенко , Б. К. Седов , Борис К. Седов , Дарья Валерьевна Ситникова

Детективы / Криминальный детектив / Поэзия / Советская классическая проза / Прочие Детективы