Я, депутат... Всенародный избранник

– Да-а, потом устроите черт знает что, и… они достанут меня. Нет уж, лучше останемся каждый при своих интересах.

Но после этих слов остановилась, как бы задумалась.

– Хотя… да разве вам можно верить?

– Ну, а как же, конечно, можно, – он так убедительно сказал эти несколько слов, что у другого и не было бы никаких сомнений на этот счет.

Но только не у Эльвиры. Она, как бы думая, стоит ли ей влезать во все это дело:

– Хотя… это риск, и, по-моему, немалый.

И уже решительно:

– Он должен быть оплачен.

– Говорите, сколько? – взревел охваченный безумием Худинский.

– Нет, сначала обещайте, что вы ничего плохого не устроите. Хотя… разве вам можно верить?

– Можно, можно, – заговорил быстро Худинский. – Как же нет, ведь я – юрист, и папа у меня…

– Оставьте своего папу в покое, – резко остановила его Эльвира, – имейте в виду, эти люди не любят шутить, тем более поднимать шум, я вам просто не рекомендую в вашей же безопасности. Пять тысяч и без всяких условий, – произнесла Эльвира железным голосом.

– В долларах? – еще на что-то надеясь, проблеял Худинский.

– Нет, в тугриках, конечно же, в них, – также без всяких надежд на что-то другое произнесла Эльвира. – Вначале деньги, потом – стулья.

– Арнольд, где ты? – опять заорал он во все горло, – тащи свою банку сюда. – Вышел неизвестно откуда маленький лысенький человечек с портфеликом в руках.

– Выдай моему человеку пять тысяч в долларах и быстро.

– Да, но…

– Я сказал, – он опять заорал, – они что, твои? Они мои и партийные.

Тот, засмущавшись, вытащил пачку, мило улыбнулся и мягко произнес:

– Можете не пересчитывать, все как в аптечке, если позволите, – он сладко улыбнулся, – хорошо бы расписочку.

– Щас распишусь на твоей сопатке, – тут же болезненно среагировала Эльвира.

– Так его, правильно, – засуетился Худинский, – обнаглел вконец, дармоед! Иди отсюда, болван!

Эльвира подошла к двери:

– Так, только тихо, – приоткрыла дверь. Она подробно проинструктировала нанятого ею человека. Тот уже давно, с самого утра, изнемогал от ничегонеделания. Про себя он думал: «Сидел бы сейчас у себя в магазине – тишь и благодать, наверное, уже бы там поужинал, выпил чекушку и трепался бы с продавщицами, а здесь…»

Он сидел в холле, так, чтобы его хорошо было видно из двери апартаментов Худинского. По инструкции Эльвиры, если дверь приоткрывалась, он должен был хитро, что называется, из-под руки, наблюдать за нею и обязательно, чтобы они увидели его.

«Спектакль, да и только, им что, нечего делать, этим народным избранникам?» – подумал он.

После того как туда вошла женщина, которая наняла его, он напрягся, чтобы не пропустить момент. Эльвира как раз в этот момент выглядывала в дверь.

– Подождите, – остановила она Худинского. – Я сама вначале.

Она выглянула и сразу увидела, как нанятый ею молодец отвел свой убийственный взгляд в сторону. Делал он это нарочито, чтобы его заметили. Выглянув, она тут же прикрыла дверь:

– Ух, такой приснится, не дай Бог.

Пропустив вперед Худинского, опять открыла дверь.

– Вон там, смотрите, справа на кресле, с белым платочком.

Худинский прильнул к приоткрытой двери, посмотрел и сейчас же закрыл ее. На лбу у него выступили крупные капли пота:

– Да, это он, черт подери, – прошептал он.

Отдышавшись, он опять приоткрыл дверь, но тут же вновь ее захлопнул:

– Ну, что? – встревоженно спросила Эльвира.

– Да, это он, – опять прошептал Худинский, – именно так я его и представлял себе. Да, именно так. – Он сел на пол, обхватил голову руками и на втором выдохе повторил: – Да, именно так.

Эльвира воспользовалась паузой, вновь открыла дверь, повернувшись к депутату, со страхом в голосе произнесла:

– Все, я больше не могу здесь оставаться, – и, прежде чем выскользнуть за дверь, посоветовала: – И смотрите, чтобы он вас не взорвал в машине, это он делает мастерски.

Оказавшись снаружи, Эльвира подала условный сигнал: «Срочно смываться», поправила правой рукой прядь волос за левым ухом. Нанятый ею человек тут же встал и моментально растворился среди людей, сидящих и стоящих в холле. И уже через пять минут он отъезжал на специально ждущей его машине в Москву. Еще через пять минут дверь базы Худинского резко распахнулась, и из нее вывалил хозяин во главе, по крайней мере, двадцати молодых здоровых парней. Обезумевший Худинский, как был, в халате, так и ринулся к месту, где он видел всего несколько минут назад своего убийцу.

Подбежав к столику, у которого в кресле только что изволил сидеть этот человек, там он его не обнаружил. А на двух других сидели корреспонденты из Франции и Германии, о чем-то мирно беседующие.

Схватив одного за грудки, он заорал:

– Где твой дружок, где этот убийца?

– Кес-ке-се, мусье? – недоуменно спросил его французский корреспондент.

– Я тебе сейчас как дам по морде, – заорал Худинский, – будешь знать как «кес-ке-се», умоешься, мусье!

Второй попытался вмешаться:

– Простите, в чем дело?

Возбужденный Худинский со всего маха хлопнул ладошкой того по голове:

– Я сейчас тебе покажу, в чем дело, кес-ке-се, понимаешь. Я спрашиваю, где ваш дружок, – показывая на кресло, – где он?