Я -- дерево. Я -- стекло

Но были и те, кто понимали. Понимали смутно и не всегда, но все же понимали. Это были Дима и несколько медсестер и врачей. Это были санитар и одна из уборщиц, мой второй психотерапевт, который умер, попав в аварию. Но их понимание, порой, заставляло чувствовать вину.

Стоило кому-то мне помочь, как Утонувшая Девочка начинала терзать меня, говорить, что я не достойна такого к себе отношения, что не оправдаю их надежд и неизбежно разочарую. Я не такая как мама и папа, я слабая и жалкая, и заслуживаю всего того, что обрушилось на меня.

Хотелось рассказать о том, что я чувствовала, но стоило начать говорить, как слова терялись, их смысл искажался, и то, что я говорила, воспринимали совсем по-другому. Бывало, получалось связать поток слов воедино, и я рассказывала обо всем, что со мной происходило, но потом я узнавала, что не говорила, а просто думала об этом.

С тех пор как оказалась в больнице, я не проронила ни слова. Меня напичкали таблетками, от которых тело стало медленным и непослушным, а мозг заторможенным. При любой возможности я ложилась спать, и, будь моя воля, спала бы сутками напролет. Другие пациенты пугали. Ночью я пряталась под кровать, чтобы они не добрались до меня. Я слышала их крики, стоны, ржание или вой. Иногда я сама оказывалась тем, кто кричит.

Как-то утром мне не хотелось пить таблетки, но язык не слушался, слова смешались в голове, и Утонувшая Девочка в знак протеста не разрешала говорить. Тогда я укусила санитара, пытаясь об этом сказать. Он разозлился, подозвал кого-то, и они повалили меня на кровать, зажали нос, чтобы нечем было дышать. Когда я открыла рот, они запихнули таблетки и сжимали челюсть, пока я не проглотила лекарство.

Днем я не смотрела телевизор, как другие пациенты, не играла в шахматы и не читала. Я скучала по дому, и, глядя в окно, представляла, что там поделывают мама и Дима. Каждый день я ждала, что мама зайдет в палату и скажет, что забирает меня, но я знала, что этого не произойдет, пока мне не станет легче.

В один из таких дней, когда я сидела на подоконнике, постукивая по окну, ко мне подошла санитарка. Из всего персонала она нравилась мне больше всех: несмотря на то, что она была грубой и несговорчивой, я не видела, что бы она делала кому-нибудь больно.

— Не хочешь прогуляться? — спросила санитарка. Она небрежно держала руки в карманах и покачивалась с пяток на носки, туда-сюда, нетерпеливо ожидая ответа. Я кивнула и спрыгнула с подоконника.

— Подожди секунду.

Санитарка подошла к кому-то из персонала и некоторое время о чем-то говорила, потом подозвала меня. Мы вышли во двор и не спеша двинулись вдоль здания. Она достала из кармана пачку сигарет и закурила.

— Как же меня достали все эти жмурики бешенные, — раздраженно сказала она. — Орут, кусаются, слюни пускают.

Санитарка обернулась ко мне, делая затяжку. У нее были белокурые волосы, завязанные в хвост, тонкие широкие губы и раскосые глаза, с прищуром глядящие на меня.

— От тебя жутко воняет, ты знаешь об этом? — она рассмеялась, качнув головой. — Ты симпатичная, жалко, что сумасшедшая. А может, это и к лучшему.

Она опять рассмеялась, выдыхая от смеха дым. Некоторое время мы шли в тишине, потом присели на скамейку вдали от больницы. Мне особенно нравилось это место: из-за деревьев создавался обособленный, приватный уголок, где, казалось, можно было спрятаться не только от врачей, но и от болезни. Про себя я называла его секретным садом.

— Знаешь, — докурив, сказала санитарка, — в этой психушке получше будет, чем в той, в которой я была до нее. Не до что бы тут все сладко, просто нет такого беспредела, как в бесплатной, понимаешь?

Она пытливо заглянула мне в лицо и скривила губы в улыбке.

— А ни черта ты не понимаешь, — раздраженно сказала она, отвернувшись и уставившись на больницу.

— Считает тебя безмозглой, непроходимой дурой, — заговорил Старик из недр черепушки, — Что ж, в этом я с ней согласен.

Я смотрела на свои руки, и в какой-то момент увидела, что одна рука в несколько раз уменьшилась. Приподняв ее, она показалась легче, чем обычно. Я посмотрела на санитарку, заметила ли она это, но та ничем не подавала виду, что удивлена.

Наверное, опять кажется, устало подумала я.

— В той психушке насиловали девушек, — вдруг заговорила санитарка, потупив взгляд. — Не только санитары, врачи тоже. Ты хорошенькая, попав туда, тебя пустили бы по кругу, будь уверена.

Она посмотрела на меня и вздрогнула, словно ужаснувшись от собственных слов, потом достала сигарету и снова закурила.

— Ненавижу эту работу. Если бы у меня не было условки, устроилась бы в приличную больницу и охомутала бы какого-нибудь богатенького старикашку, пусть даже женатого, не зная бед.

Санитарка тряхнула головой, нервно затягиваясь, и почему-то горько рассмеялась.

— Каково это, сойти с ума? Иногда мне кажется, что я сумасшедшая, — она улыбнулась. — Ты хоть понимаешь, что сумасшедшая? Говорят, вы не понимаете.