Я диктую. Воспоминания

Было время, когда я утверждал, что с удовольствием отказался бы от мяса и питался бы исключительно рыбой и ракообразными. Я, как многие, проглотил за свою жизнь сотни устриц и всякий раз, потыкав вилкой, предварительно убеждался, что они живые.

Мне вспомнился старик в деревне, где в детстве я проводил каникулы: мы таскали ему слизней, и он глотал их живьем, как устриц.

Охотился я всего раз в жизни, и продолжалось это меньше часа: я тогда с первого выстрела ранил косулю, у нее покатились слезы, и мне пришлось вторым выстрелом добить ее. С тех пор я ни разу не стрелял. Сейчас никто не смог бы заставить меня отведать дичи.

Я разводил кур, уток, индеек, гусей. И всякий раз, прежде чем передать их кухарке, трусливо приказывал садовнику убивать их.

Сейчас, когда мне подают цыпленка, я не могу отвязаться от мысли, что должен есть труп птицы, и мне приходится заставлять себя проглотить хотя бы кусочек.

Почему же рыбу я мог убивать, а курицу или утку нет? Думаю, оттого, что рыбы холоднокровные животные, и, возможно, еще оттого, что они не кричат.

Как будто некоторые живые существа можно убивать не стыдясь, а убийство других положено считать отвратительным!

Во вчерашнем перечне я остановился на животных видимых, хотя и мелких, вроде вшей и блох.

Ну а микробы? А вирусы, которых можно разглядеть только в электронный микроскоп?

Мы изобрели антибиотики, и это великое благо: они позволяют излечивать множество болезней, предотвращать эпидемии. Но разве мы думаем, глотая таблетку пенициллина, что она приведет к гекатомбе миллионов живых существ?

Разумеется, это необходимо, как необходимо использовать одни микробы для уничтожения других, более опасных: так иногда, охотясь на пернатую дичь, используют соколов.

Если Лига защиты прав животных хочет оставаться в рамках логики, она должна с большой осторожностью составлять свои документы.

Не стоит забывать и то, что белый человек веками относился к представителям других рас как к животным.

Известно, что растения тоже живые существа. Люди, посвятившие жизнь изучению растений, обнаружили, что они обладают огромной чувствительностью. Первые лучи солнца заставляют их весело — именно так! — распускаться. С наступлением ночи они закрываются. И наконец, когда с ними грубо обращаются, можно видеть, как они плачут.

Когда же наступит черед Лиги защиты прав растений?

Мы живем в жестокой вселенной. Бывает, что в галактиках планеты или звезды пожирают друг друга.

А мы пожираем все, даже то, что может оказаться для нас вредным, ничуть не думая, что уничтожаем кусочек жизни.

Да, человеку нужно есть, иначе его самого сожрет болезнь или голод.

Мы изобрели гастрономию, то есть искусство приготовлять другие живые существа для нашего вящего удовольствия. Я был гастрономом и сейчас раскаиваюсь в этом, что, впрочем, не мешает мне есть три раза в день, иначе говоря, вносить свой посильный вклад во всеобщую деятельность по уничтожению чужих жизней.

Но, как говорят за столом сотрапезнику, который ест не слишком активно: «Чтобы жить, надо есть».

Несмотря на Лигу защиты прав человека, Лигу защиты прав животных, а вскоре, надо полагать, Лигу защиты прав растений…

Жаль.

20 октября 1978

Четыре дня назад я ожидал визита журналиста, который хотел взять у меня интервью о романе «Человек с собачкой», написанном в 1963 году в Эшандене. Эткен известила его, что я вряд ли смогу ему помочь, поскольку она знает: закончив роман, я тут же забываю его, особенно интригу, а перечитывать свои книги просто не способен.

Но журналист настаивал: бельгийское, а следом швейцарское телевидение собираются показать спектакль по этому роману, и он жаждет задать мне несколько вопросов.

Весь вечер, предшествовавший визиту журналиста, я смутно соображал, что мне рассказать. С полки, где стоят еще не прочитанные книги, я машинально взял толстый том Жака Бреннера «История французской литературы с 1940 года до наших дней».

Я был поражен, обнаружив, что мне там отведено довольно много места и, главное, что большой кусок посвящен именно «Человеку с собачкой».

Роман написан от первого лица, то есть главный герой рассказывает о себе. Единственное, что я помнил до прочтения анализа Бреннера: это очень грустная история человека, сперва преуспевавшего в жизни, но потом отсидевшего несколько лет в тюрьме и дошедшего до крайней степени бедности.

Помню, что сидел он в тюрьме Пуасси и был там библиотекарем. И еще: он обитал в чердачной каморке недалеко от Вогезской площади — этот район мне хорошо знаком, я там прожил около десяти лет. Единственным его другом была маленькая дворняжка. Почему и как он дошел до этого, я забыл и узнал, только прочтя следующие строки:

«Является ли Феликс Аллар одним из тех неистовых ревнивцев, которых неоднократно изображал Сименон? Нет, и он сам открывает читателю свою тайну: он убил своего компаньона, любовницей которого стала его жена, потому что случайно узнал некоторые его отзывы о своих деловых качествах.

— Он всего лишь тщеславный болван, — сказал о нем компаньон».

И рассказчик — Феликс Аллар — комментирует: