Я для тебя остановлю эту планету

— А что мне нужно было делать? Бежать, неизвестно куда? Всю жизнь скитаться по мусорникам? — прищурив глаза, поинтересовалась Долматова.

— Ты всегда была меркантильной и мелочной, но теперь можешь совершенно точно видеть, что со мной бы не пропала.

— Хм, а ты точно такой же добренький, как и твоя девка.

— Какая же ты тварь, Наталья, — в противовес ее словам, ответил он.

— Все благодаря тебе, Костя, тебе и твоей Ритке.

— Да уж, а знаешь, я не удивлюсь, что детей, которых ты родила мужу, ты тоже ненавидишь.

— Ха-ха-ха, вот так насмешил… А я ему не родила, не волнуйся. Не смогла больше забеременеть.

— Это тебя Бог наказал. Он на стороне Риты, будь в этом уверена! — он едва ли не пальцем ткнул ей в грудь, стараясь донести сказанные слова.

Больше мужчина не успел ничего сказать, разъяренный, словно тигр, Макс буквально влетел в кафе, взглядом поискал женщину, которую видел на снимке, и тут же оказался около нее, совершенно не обращая внимания на мужчину. Перегнувшись через стол, он схватил Наталью за кофту на груди и притянул ее к себе:

— Это она? — спросил у мужчины, чтобы наверняка не ошибиться. — Она? — прозвучало еще громче и злее.

— Да… — неуверенно ответил тот.

— Запомни, больше повторять не буду! Я тебя уничтожу! А ты жди меня, поняла? Уничтожу!

Вишневский словно выплюнул эти слова и резко отпустил Долматову, разворачиваясь и покидая это место, спеша к своей девочке, которой так необходима сейчас поддержка.

Женщина сидела, пораженная страхом, ее испуг виден был даже Константину, который, к слову, нисколько не жалел ее, а наоборот, сам бы еще наподдал, если бы только имел хоть каплю жестокости.

— Как же я мог с тобой связаться? Хотя, я тебе даже благодарен, ты подарила мне прекрасную дочь. А Маргарита сама смогла себя правильно воспитать.

— Что он сделает? Этот мужик — что сделает?

— Ты что, испугалась? Да ладно, расслабься, Наталья, всего лишь то, что сказал. Ах, да, и стоит тебе знать, он — не Сергей, лучше бы тебе бежать, хм, даже исчезнуть. С планеты Земля.

Больше не говоря ни слова, Константин уходит, оставляя эту гнилую женщину наедине со своими мыслями, а сам думает, как объяснить дочери, что он не знал о ее существовании. Не знал! Конечно, нет! Но был безумно счастлив, что Рита — его кровинка, ведь с самого начала полюбил ее, как дочь.

Как только Максим подъехал к воротам, он тут же вынул свою девочку из машины и понес ее в дом, скинул в прихожей обувь и, не задерживаясь из-за курток, поднялся на второй этаж. Уложив на кровать свою ношу, он стянул с себя куртку, а потом и с девушки, отбрасывая ненужные вещи в дальний угол спальни. Накрыл ее одеялом и принялся руками растирать дрожащее тело, напряженное, скованное липкими пальцами страха.

Все это время Рита не переставала беззвучно рыдать, слезы орошали бледные щеки, скатываясь по подбородку вниз под свитер. При каждой новой слезинке она вздрагивала и зажмуривалась еще больше, кусала губы до крови и сжимала руки в кулачки. Наверное, уже на ладошках следы от ногтей остались, с такой силой она их сдавливала, пытаясь тем самым унять душевную боль. А Макс и рад был бы забрать ее страдания, ее мучения себе, только не знал, как это сделать. Единственное — ему было тоже больно, больно и жалко свою любимую, которая сейчас просто тонула в своей горечи.

Мужчина прилег рядом, поверх одеяла, буквально переложил Цветочка на себя, одной рукой касаясь дрожащей спины, а другой гладя по голове, и начал немного раскачиваться вместе с ней. Что-то шептал убаюкивающее, ласковое, доброе, чувствовал, как стучит ее сердечко, а потом услышал громкий всхлип, не такой, как прежде, а раздирающий, разрывающий его душу, и Рита заплакала в голос, ручками сжав его плечи.

— Почему-у-у? Ну, за что? Она же моя мать!!! — начала говорить Рита, а Максим чувствовал, что его грудь уже мокрая, и это доставляло еще большую боль, ведь это слезы его женщины, которая достойна только лучшего. — Она мама, она родила меня. За что? Почему она так ненавидит меня? Почему? — ногти буквально вжались в мужские плечи, а он только крепче прижал к себе девушку. — Моя мама — она ненавидит меня! Ненавидит! Моя мама меня ненавидит! Почему, Господи!? Почему?

Это напоминало истерику, нездоровые рыдания. Ненормальная реакция, да разве может быть другая, когда собственная мать ненавидит своего ребенка? Разве можно не лишиться ума из-за ненависти человека, который априори должен быть самым родным и дорогим?

— Почему, что я сделала такого, чтобы меня ненавидели? Неужели ей не хочется меня обнять? Я никогда не чувствовала материнского тепла, никогда! За что она со мной так, в чем я провинилась, что сделала не так? Что я им, двоим, сделала, что они меня бросили, в первый же день моей жизни? Моей никчемной жизни! Жизни, где меня растоптали, и выбросили, как ничтожество. Почему отец меня не любит, он же не похож на мать, почему?