Я – дочь врага народа

А ночью глаз не видно,
А ночью кошки все черны…
Обидно, не обидно —
Обручены!

А ночью все порочны,

А ночью снова – в простыни…
И так вот… еженощно —
Без просыпа!

А днём боишься ночи,

Как вечности, как сатаны!
Но хочешь ли, не хочешь —
Обречены!
А кто-то дразнит лаской,
А кто-то манит в сторону…
То сказка ли, не сказка?
А! Всё равно!

Лаской теперь вряд ли станет её манить даже Остап Иванович. Ему тоже основательно досталось от Владимира.

Утром Лиза поднимается, хоть этим счастлива.

Но удовольствие недолгое: перед нею – реальная картина: поверх одеяла, раскинутым, лежит Владимир. Он без штанов, зато в галстуке. Подол белой рубахи в крови – подтёрся после очередного «общения» с публикой…

Евдокия ж Алексеевна с той половины дома шумит:

– Лизавета-а! Володьку не буди – пущай проспится. Слышишь, нет? Иди жрать. Оглохла, что ли?!

Но Лиза стоит посреди комнаты – безучастная.

Спустя минуту рядом появляется она, свекровь…

Лиза не хочет видеть ни её, ни Владимира…

Какой уж тут завтрак?!

А весна в разгаре! Полный апрель!

Река в мелкой шуге, но покатый берег уже покрыт одуванчиками. Одна кукушка спрашивает: как ты? как ты? Другая требует: такси! такси!

Лиза идёт берегом, чувствует: кто-то за спиной следом!

Свекровь! Кто же ещё…

Лиза не оборачивается. Спокойно спрашивает:

– Уж не думаете ли вы, что я пошла топиться?!

Молчание.

И слова Лизы уплывают в тишину, как в согласие:

– Не ждите! Если надумаю, то сперва ублюдка вашего утоплю…

И потом

На процедуре развода Владимир ведёт себя проще простого. Его спрашивают: почему согласился на развод?

Отвечает:

– Пью. Гуляю. И не думаю бросать.

В городе наверняка бы не развели по причине беременности супруги. В селе Владимира знают как облупленного – бабник, задира, гулеван…

По сути, из того, что пожелала Лиза, сотворяется решение суда: первое – брак расторгнуть; второе – назначить алименты (с согласия ответчика) в твёрдой сумме 25 рублей в месяц; и третье – бывший супруг обязан оставить такую-то такую в покое, пока не найдёт возможным вернуть её туда, откуда привёз.

Для Лизы – неплохо!

Надо заметить, что, уезжая из Новосибирска, она оставила за собой городскую прописку; комнату сдала по договору – вернуть по первому требованию.

Возвратиться ей, слава богу, есть куда. Но не на что. Жалкие её рубли давно ушли на переезд и прожор…

После же развода свекровь отказывает невестке и в молоке, и в яйцах. Даже овощами её тайком снабжают в основном соседи.

Лиза вынуждена «похвастаться» перед Нинкой (так зовёт ближнюю соседку Евдокия Алексеевна), что умеет шить. Появляются желающие. И ещё она признаётся, что может рисовать. Появляются клиенты, поскольку великим счастьем считается возможность приобрести в магазине палас или ковёр.

А многим желалось видеть над кроватью хотя бы примитивный гобелен…

Лиза не знает, как точнее назвать такое «полотно». Однако берётся она малевать и на брезенте, и на старых покрывалах, а порой и на мешковине рогатых оленей, изгибистых лебедей, лежащих на берегах рек и озёр дам с пышными формами…

Да уж, действительно! Нужда заставит – горбатого любить…

Владимир ничего не хочет знать: он домашними делами не озабочен.

Лизе приходится мириться. Она понимает, что если вернуться домой и там родить, а дальше – как? Тут хоть малость заработать можно… В магазин можно сбегать… Всё-таки бабушка-прабабушка в доме. Поди-ка, не дадут малому изреветься…

«Надо терпеть! – решает она. – А там видно будет».

В поэзии её начинают уже одолевать потёмки. Хотя голова ещё пытается вершить начатые строки. Получается унылое:

Греха на душу не возьму —
Я преступлений не свершала.
Но почему же, почему
Я так безвыходно устала?
Я как преступник без улик,
Ищу в признании покоя,
Но глохнет исповеди крик
Пред равнодушною толпою.
И я подальше от людей
Несу надменную наружность.
И плачет в темноте аллей
Моя преступная ненужность.

Владимир хотя бы не досаждает…

В нём присутствует нетипичное для русского человека благородство – он даже пьяным совсем не матерится.

По Лизиным подсчётам, пятого мая – время родить. Но уже двенадцатое число… Свекровь всё-таки тревожится:

– Уж не помер ли он у тебя?

– Ну да… Помер… – отвечает Лиза. – Живот ходуном ходит… Пока я на ногах – затихает, а сяду – пляшет…

Как-то, ещё до этого разговора, в сельской лавке Лизу встречает старая повитуха и безо всякого вопроса заявляет:

– Парня жди!