Я – дочь врага народа

– Тебе удобно так сидеть?

Ответа она не услышала, но согласилась:

– Ну сиди, сиди… Только скажи, куда цепочку спрятал. Не скажешь – Федьку разбужу.

Осип не пошевелился.

Мария подошла к нему со спины, погладила по голове, потрепала уши, склонилась, и мигом обе её руки оказались в карманах Осипова пиджака.

– Вот она, милая!

Но разогнуться Марии не далось. Ухваченная Осипом за шею, она оказалась притиснутая ухом к его губам, которые зашептали:

– Не говори Фёдору. Умоляю! Не говори…

Марии было слышно, как в нём трепещет не только сердце, но и кишки…

Не минуло и десяти минут, как они уже сидели за столом, где Мария, украшенная золотом, спрашивала Осипа:

– Чего уж так страдать-то? Прикован ты, што ли, к нему? Брось и уезжай…

– Пробовал… Да у него нюх на меня.

– А ты ему Васёну присватай. По-моему, он будет не прочь…

– Он-то не прочь… Возу-то хоть на гору круту, да вот кобыле невмоготу…

– А ведь, похоже, и впрямь из-за него побежала Васёна давиться.

– Чёрт его знает… По этой части он и на самом деле не ведает края…

– Хотя навряд ли… Её скорее понесло из-за того, что я в деревню приехала. На Сергея моего, видать, рассчитывала… А может, и то и другое…

При этом Мария цокнула языком – дескать, так-то! Дескать, вот тебе и овечка с рогами…

Мария заметила, что косматая голова спящего ворохнулась на подушке. Оттого она продолжила напористей:

– Все тут наладились без меня любови с моим мужем крутить…

При её словах Осип покосился на сына, давая гостье понять, что тот уже не спит.

– Ну и пусть послушает! – решительно сказала Мария и ударилась в подробности: – Вечером от вас прихожу домой, Сергей меня сразу в кухню уторкал спать. Ночью просыпаюсь, а они шушукаются в комнате. Он её…

– Чего-о? – поднял Фёдор голову.

– Того! Успокаивает.

Фёдор опять опустился на подушку, но Мария воскликнула:

– А какое у неё белое тело!

Фёдор взвился на постели, у двери выкрикнул:

– Разорву!

Осип кинулся встать перед ним, но его цепляния только распалили сына. Он отшвырнул отца с дороги и пропал за порогом…

Мария, со словами: «Это хорошо, это очень хорошо…» – остановила Осипа у выхода и решительно пообещала:

– Отправляй меня поскорее в Татарку. Надо обо всём рассказать Борису Михайловичу. Поверь, он сейчас столько натворит, что не надо будет ждать… Приедут – сразу заберут… В дурдом только попади… А мне сейчас лучше вернуться. Пока в доме шум да канитель – я уже на лежанке, уже сплю… Пусть потом докажут: где я была да что делала… А ты гляди у меня! Я ведь и про чемодан твой давно-давно знаю…

Готовый крушить плотины, Фёдор ломанулся в афанасьевский дом, хотя все двери оказались открытыми. Они распахнулись так, словно сказали: чего бесишься, проходи толком.

Но Фёдора и в таком случае хватило бы на то, чтобы сорвать с Васёны простыню. Он успел склониться, да только его вдоль хребта вдруг прошила острая боль. Он развернулся, увидел над собой костыль, который был вознесён человеком, в гневе не похожим на Сергея Никитича. И всё же Фёдор его узнал.

– Музыкант?! – спросил Фёдор таким голосом, словно бы тот восстал из могилы. – Музыкант, – повторил он, как будто уверил себя, что перед ним не привидение.

Второй удар не успел достигнуть цели: Фёдор расстелился перед Сергеем по полу, высунул язык, задёргался, выгнулся, захрипел…

– Да штоб тебя! – послышалось со стороны кухни.

На пороге стояла Мария. Она успела раздеться, успела принять заспанный вид, вроде только что оторвалась ото сна. Полным презренья вялым голосом стала подсказывать Фёдору:

– Слюни не забудь выпустить да в штаны намочи… Тоже мне… Припадочный называется… Пора научиться…

Но слюней Фёдор не выпустил и домой вернулся в сухих штанах.

Только под утро Мицай забылся в горячем сне. Сама Дарья устала всю ночь метаться туда-обратно, хотя печь была не больно высокой. Потому и прикорнула перед рассветом на подоконной лавке. Потому и не услыхала она собачьего взлаиванья во дворе.

Услышала Нюшка. В бабкиных валенках, в фуфайке она вышла в сени, приотворила дверь во двор – посмотреть, что там потревожило псину.

Валил крупный, густой снег. Но девочка увидела, как соседский мужичок, которого Мария называла Осипом, перекинув какую-то хламину сюда, через низкий Мицаев плетешок, задрал ногу – перелезть на эту же сторону. Не подумал он, что собака может быть отвязанной…

Перепуганный лаем, он зацепился ногой за лозину и завалился к себе во двор. Там гребанул пятернёю снег, скомкал, бросил в собаку, чем подстрекнул её перескочить через плетень… В целых, слава богу, штанах, Осип успел укрыться за дверью своих сеней. Псина недолго покидалась на дверь и, подрагивая от возбуждения, перепрыгнула обратно.

В своём дворе она ухватила оставленную Осипом стёганку, подтащила её и положила перед Нюшкою.

– Ну, зачем приволокла?! – спросила девочка. – Кто-то выбрасывает, а ты подбираешь…

Она подхватила хламину, осмотрела, подумала и решила:

– Ещё крепкая. А давай-ка, – сказала собаке, – мы её в конуру к тебе постелим. Тепло будет и мягко…

И недолго думая Нюшка позаботилась о собачьем уюте…

Глава 16