Я – дочь врага народа

– Чё деется! Тюрьма деется!

– Господи! Господи!

Бабы идут мимо деревенской церкви, с которой давным-давно снят крест. Зато теперь над папертью ликует новенький плакат. Всех, белым по красному, он призывает на выборы. Писал плакат Цывик. И портрет Ленина, что висит теперь над бывшими Царскими вратами, тоже он сотворил, чтобы выслужиться перед начальством – готовится в партию.

– Пфу! – плюется одна баба на призыв и говорит безо всякой опаски: – И на хрена мне эти выбора? Бандиты в бантиках…

Другая баба осекает её:

– Никитовна! Не хляшши языком по ветру, а то и нас ослюнявишь…

Сегодня в детдоме за порядком никто не следит. Потому старшие девочки посмели собраться в спальне. Только одна осталась у двери на вассере.

Между порогом и кроватями достаточно простора, чтобы стать кружком. В центре кружка – Нинка Дроздова. У неё на руке разбарабанило палец. Орёт, что ночью свалилась с кровати. Однако Лиза требует от неё правды. Глаза, позы ожидающих покаяния напряжены.

– Говори!

– Нинка упорствует.

Кто-то от нетерпения толкает её в спину. Она оборачивается, но получает сзади ещё толчок…

И вот уже нещадные руки мечут её по кругу. Ни устоять, ни свалиться не дают. Подхватывают, швыряют…

Ни синяков, ни ссадин. Однако Нинка уже не Нинка, а мешок с мякиной…

– Атанда! – кричит караульная в приоткрытую дверь. Нинке дают упасть, и она торопится уползти под кровать.

Через минуту входит Мажай. В спальне полный порядок. Девочки же сидят у крайней постели на полу. Головы склонены. Они тихонько поют:

Горит костёр дрожащим пламенем,
Там беспризорные сидят.
Они смеются по разгару,
Как будут дальше проживать!

Там беспризорная девчонка

Склонила голову на грудь —
В тоске по матери родимой
Не может, бедная, уснуть.

Мы беспризорные девчонки,

Мы не боимся никого.
Пускай счастливые смеются —
Нам, беспризорным, всё равно…

Мажай стоит, не двигается. Даёт девочкам допеть и молча уходит. А Нинка из-под кровати говорит:

– Денис велел Быстрикову скараулить. Цывик приказал…

Она выкладывает все, что знает. Но знает мало. Причина Толиной смерти ведома, пожалуй, только самому Цывику да Игорю Васильевичу.

Правила в детдоме строги: за правду не бьют. Потому Нинка спокойно выбирается из своего укрытия. Девочки ощупывают её руку. Переглядываются. Двое хватают её за плечи, одна с силою дёргает за палец. Нинкин вскрик уже не имеет значения.

В селе не дождались ни тебе милиции, ни тебе поминок. Какие тут могут быть утопленники, если выборы на носу?!

Однако Игорь Васильевич всё-таки добирается до районного прокурора. Но тот рассуждает так:

– Утонул и утонул… Поскользнулся. Чего ты передо много бумагами своими трясешь?!

– А где мне ими трясти, в областной прокуратуре?

– Попробуй! Тебя на первом же перекрёстке арестуют. Забыл, что ты ссыльный?! Возвращайся в село и скажи спасибо, что я такой добрый.

Но в село Игорь Васильевич не вернулся.

Лишь весною бабы, бравшие в тайге лук-слизун, углядели на ветке шиповника его позолоченные очки. Остальное, по их словам, растянули по урману волки.

Пожар

Зима, вечер, темно, безлюдно. Село таёжное. Урман вековой. Заплоты высокие. Смолистые поленницы дров вплотную ко дворам стоят годами. Не приведи господи пустить пал…

Церковь – другое дело. Дворы перед нею расступились и принизились, точно в поклоне. А она хотя и обобрана, и щербата, и взамен колоколов звонит над нею вороньё, а всё достойна поклонения, как опальный герой. Можно в ничто обратить её тело, но не превосходство!

Лиза вольна в своём вечере: ей позволено посещать сельскую библиотеку. Ей не хочется возвращаться в детдом. Сегодня будет ранняя вечерняя линейка. Будут говорить о завтрашних выборах и о том, как хорошо жить детям в Советском государстве.

Лиза идёт по темной улице и думает, что завтра её дежурство по кухне, что она умеет запаливать в печке дрова так, чтобы они разгорались и быстро, и медленно. Лиза вообще любит смотреть на огонь. Её удивляет то, что в махонькой спичке живёт пожар. У Лизы в кармане целый коробок пожаров. Не зря же она только что побывала у Калиновны. На печной уступочке у той было четыре коробка спичек, теперь осталось три. После девочка намерена покаяться перед хозяйкою, но не теперь…

Построение в детдомовском коридоре в две шеренги, Лиза успевает на него. Керосиновая лампа немощна. Огонёк её дрожит. Двери комнат отворены – спальни проветриваются. Окна спален расположены против дверей. За окнами – палисадник. За палисадником – сельская площадь. На площади – церковь, метрах в пятидесяти от детдома.

Лиза первой замечает за окнами блики. Она подталкивает локтем соседа. Тот смотрит на проблески, соображает и орёт:

– Пожа-ар!

Шеренги рассыпаются. Ребята у окон. А огонь уже веселится. Но прежде чем для ребят закроется выход из корпуса, Лиза успевает одеться и выскользнуть на погоду.