Я, дракон

Дочерью Лев гордится, она хороша собой и чрезвычайно сообразительна. Он возится с детенышем весь день: солнечные ванны, массаж, прогулки, чистка чешуек и коготков. У матери на руках настоящие человеческие пальцы, а у малышки пока еще острые звериные когти. Уж кто-кто, а он хорошо знает эти цап-царапки, ему от них доставалось не раз.

Лев тревожно следит, не проявится ли у малышки сосательный рефлекс. На осмотре детишек провоцируют сосать, и не дай бог, несмышленыш поддастся на провокацию. Такой ящерке никогда не стать полноценным драконом.

За неделю до осмотра Лев теряет сон. Он похудел, вздрагивает от резких звуков, вскакивает по ночам, стоит над спящей девочкой. Чешуйки ее кожи переливаются перламутром, и у него захватывает дух от такой красоты. Ида, напротив, кажется спокойной, все заботы о дочке передала отцу, сама работает за компьютером — запасает провиант к зиме. Управляет заочно каким-то консервным заводом в Монголии. Льва ее дела интересуют мало.

* * *

На осмотр явились три драконьих матроны. Лев оставил малышку голодной, чтобы была позлей, держал на виду покусанные пальцы и расцарапал свои ранки, в надежде, что запах крови сделает дочь агрессивнее. Драконы видели его насквозь:

— Ох уж эти отцы, какие вы одинаковые с вашими хитростями!

Его выдворили на веранду. Он стоял у перил, уставившись на склоны долины, желтеющие к августу, и ничего не видел пред собой.

— Господи, — бормотал он, — пусть все будет хорошо! Я больше никогда… — он поискал, чем бы пожертвовать, — больше никогда не прикоснусь ни к мясу, ни к вину!

Это было первое его обращение к высшим силам, в прежней жизни он был атеистом. Через бесконечные полчаса дверь отворилась, и три матроны удалились гуськом. Одна из них высоко держала забинтованный палец. Ида сияла.

— Прошла! Девочка прекрасно прошла осмотр!

Отец и мать обнялись и стояли, похлопывая друг друга по спине. Он взял ее лицо в ладони, посмотрел в блестящие коричневые глаза, точно такие же, как прежде, — и поцеловал бородавчатый лоб.

Дочь, клацнув зубами, поймала неосторожную муху.

* * *

На следующее утро Ида не задала традиционного вопроса. После завтрака Лев решился уточнить:

— Значит ли это, что я остаюсь с вами?

— Нет, милый, ты сегодня улетаешь.

— Но как же… Как же малышка без меня? Как я без нее?

— Малышка идет в детский сад, ей будет весело. Тебе, милый, придется нелегко, но тут ничего не поделаешь. Поверь мне, ты не захочешь зимовать в драконьих пещерах. Здесь ты не доживешь до весны.

Лев не чувствовал своего тела, голос не слушался его. Он выдавил хрипло:

— Скажи хотя бы ее имя.

— Это лишнее. Поверь, без имени тебе будет легче. И не пытайся вернуться в наш мир, милый, тебе его не найти.

Ида повела его в ванную, раскрыла рубец под сердцем, взяла нож, облизала лезвие для дезинфекции:

— Не бойся, милый, больно не будет, у тебя там нет нервных окончаний.

Ловко отрезала синюю виноградину, оставила меньшую, с горошину величиной.

— Эту железу я оставлю, чтобы ты хоть немного любил нашу девочку. Она поможет тебе хранить тайну, ты же не хочешь, чтоб люди забрали твою дочь в зоопарк, правда, милый?

— Значит, сюда все же можно прийти?

— Сюда можно вломиться силой. Так что ты уж молчи, если желаешь нам добра.

Новосибирск

Лева не был в родном городе три месяца, а казалось, много лет. Он вышел из самолета, постоял под августовским солнцем. Идти никуда не хотелось, единственным желанием было лечь на лавку в аэропорту и умереть. Кое-как добрел до такси, приехал домой. Повалился на диван и пролежал трое суток. Жизнь больше не имела смысла. Чесались шрамы на пальцах — заживали. Если бы так же заживала душа, горько думал Лева.

На улицу его выгнал голод. По дороге из магазина на глаза попался сине-зеленый плакат, реклама зоопарка. Из-за морд тигров и гиббонов холодно смотрела игуана в профиль.

Лева понял, что он должен делать. Забежал домой, стоя съел булку с кефиром, взял документы и отправился в городской зоопарк. В троллейбусе хотелось толкать ногами переднее сиденье, чтобы ехать скорей, не тащиться, как черепаха.

Директора он не застал. Секретарша обещала, будет через час. Лева прошелся по зоопарку, миновал когда-то любимых кошачьих, не задержался ни у белого тигра, ни у новинки зоопарка, южноамериканской кошки ягуарунди. Остановился только возле лигрицы Зиты, из-за которой носил шрам на щеке. Пробормотал:

— Бедная девочка, твои родители тоже разных племен. Почему я раньше не думал об этом? Тигры — одиночки, львы живут семьями… Папаше твоему тоже несладко пришлось.

В новом террариуме Лева еще не бывал. Постоял на пороге, сердце билось, как барабан. Оперся лбом о стекло и добрых четверть часа не спускал глаз с водяных агам. Точно знал, чувствовал, что все три ящерицы довольны жизнью и здоровы, хотя меньшей самочке не мешало бы слегка помассировать ноги.

* * *

Директору Левина просьба показалась странной: