Мы завидовали даже штурмовикам. Та же работа, но у них хотя бы бронекорпус. А после того как бомбы сбросили, мы еще должны сопровождать, вести воздушной бой. Бывало, бомбы везешь, а тебя атакуют. Что делать? Приходилось сбрасывать бомбы, закрывать люки и вступать в воздушный бой. Один раз у меня люки не закрылись, а нас атаковали «фокке-вульфы», так и пришлось вести бой с открытыми люками.
Помню, мы ходили штурмовать аэродром Хайлигенбаль южнее Кенигсберга. Я вел группу — 12 истребителей. У нас была погода нормальная, а когда подходили к аэродрому, облачность прижала нас до высоты 100 метров. Я принял решение пройти через залив Фриш-Гаф и зайти на аэродром со стороны немцев. Прошли, а там облачность еще ниже. Летим метров на 50 — задание-то надо выполнять. Бомбы сбросили с горизонтального полета. Немецких самолетов было много — не промахнешься (обычно же мы бросали с пологого, градусов под 30, пикирования). Нас никто не атаковал. Вернулись, доложили о выполнении. Разведка передала, что вылет удачный — сгорело несколько самолетов. Но из этого вылета не вернулся Слава Иванов. Видимо, «эрликоны» сбили.
—
— Нормально. Конечно, это не истребитель, когда он с бомбами. С бомбами мы летали аккуратно — взорваться могут. Могут и подбить —попадет зенитный снаряд — все взорвется. Брали их 400 килограмм, причем возили и ФАБы, и ПТАБы — в зависимости от цели.
В Восточной Пруссии в феврале — марте 1945-го я шестеркой сопровождал бомбардировщиков Пе-2. На высоте примерно 2500 метров нас атаковали «Фокке-Вульфы—190». Ведомым у меня шел Коля Раменский[53]
. Истребители «Фокке-Вульф-190» были выше метров на 300 и атаковали нас с пикирования. Немецкие летчики до последнего дня дрались здорово. Мы пошли навстречу. Завязалась такая карусель… Раменскому в хвост зашел «Фокке-Вульф-190», попал в бронестекло, но не пробил. Он хоть и с трудом, но держится, из боя не выходит. Наша четверка осталась наверху, а я начал крутиться с одним «фокке-вульфом». Я уже почти зашел ему в хвост, он ушел переворотом. Мы снизились до высоты примерно 500 метров. Осталось подвернуть еще градусов на 30, и я был бы у него в хвосте, а там уже все, там он уже не выйдет. И уже на этой высоте он опять уходит переворотом, я его догоняю. И он прямо с пикирования входит в воду. Я выхватываю свой истребитель, посмотрел, не выныривает ли немецкий летчик — нет. Раменский пристроился, и мы вернулись.—
—
Конечно, количество вылетов и от задания зависит. Если глубокая разведка, то получался один вылет в день. Пока туда-обратно сходишь — полтора часа. В районе Инстенбурга пришлось, помню, садиться у «Нормандии-Неман». Лечу, горючее на исходе. Прохожу аэродром и вижу раскрашенные самолеты, думаю — немцы. Снизился метров до 50 — нет, «яки», но разрисованные — французы. Сел. Подбегает техник: «Что такое?» — «Бензин кончился». Подошли летчики. А мы на Смоленщине стояли на одном аэродроме, в футбол с ними играли, выпивали, на танцы ходили. Девиц, правда, мало было — в полках их почти не было, а местные не появлялись.
У них в полку потери большие были. Они поначалу гонялись за немецкими самолетами. Бросали сопровождаемые группы. Наши бомбардировщики, особенно штурмовики, не очень-то хотели, чтобы французы их сопровождали. Заправили, и я улетел к себе на аэродром.
—