Я дрался на Т-34. Третья книга

В первую очередь я познакомился с офицерским составом батальона: заместителем по политический части был капитан Маношин, начальник штаба – капитан Гериев Махмуд, заместитель – капитан Румянцев, а заместителем по технической части – капитан Петраков. Был неплохой и командир 1-й танковой роты М. Ройтман. Несколько слабоват – командир 2-й танковой роты. Непонятно, почему генерал Рязанский считал батальон слабым и почему была получена неудовлетворительная оценка на инспекторской проверке.

Да, пришлось во всем разбираться, искать причины неудач. Я сам показывал, как надо делать, а если у кого-то не получалось, то требовал, чтобы неумеха тренировался больше других, и он, подчиненный, знал, что через какое-то время я с него спрошу. И всегда спрашивал. А это принцип – доверяй, но проверяй.

Так, повседневный упорный труд дал свои результаты. Ровно через год, как я вступил в должность командира, батальон на инспекторской проверке получил хорошую оценку, а я получил поощрение, сфотографирован у знамени части. Обещание, данное генералу Рязанскому, я выполнил. Батальон был лучшим подразделением не только в дивизии, но и в армии.

В начале 1947 года, где-то в феврале – апреле месяце, стали расформировываться многие корпуса, дивизии, в том числе и наша. После расформирования я получил направление войти с мая 1947 года в состав Грузинской стрелковой дивизии, которая дислоцировалась в Ахалцихе и Ахалкалаки Грузинской республики (Закавказский военный округ). Дальше служба пошла своим чередом.

Бараш Анатолий Михайлович

(Интервью Григория Койфмана)

Родился 10/9/1920 года в Петрограде. Мой отец, коренной петербуржец, окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета, был адвокатом, при советской власти являлся одним из основателей городской коллегии адвокатов Петрограда.

Отец всегда был истинным патриотом России, но коммунистов и советскую власть не любил. Жили мы в районе Сенной площади. В 1929 году у нас отобрали квартиру и сделали из нее коммунальную, мы перебрались жить в квартиру бабушки, но и там нас «уплотнили» власти, в итоге на две наши семьи оставили только две комнаты в нашей же квартире.

В 1937 году отца арестовали, он просидел в тюрьме НКВД девять месяцев, а потом, когда сняли Ежова с поста наркома внутренних дел, отца внезапно выпустили из заключения, из тюрьмы он вернулся измученным инвалидом. Я учился в средней школе Е 38, находившейся в бывшем здании Александровской гимназии, и после десятого класса поступил в Ленинградский строительный институт. В комсомол не вступал, с моей анкетой и «непролетарским социальным происхождением» в ВЛКСМ не принимали. Тогда вообще творился невообразимый шабаш, комсомольские деятели выискивали среди студентов «социально чуждых», ЧСИРов (членов семей изменников Родины), студентов исключали «за фамилию», за «репрессированных родных», за «непролетарское происхождение», и я старался держаться подальше от всяких активистов. Через год из нашего института сделали Ленинградское военно-инженерное училище, и студентам, не желавшим становиться курсантами, предложили переводиться в другие вузы. Я поступил в Политехнический институт, на гидротехнический факультет, и до войны закончил три курса. В июне сорок первого, после ноты ТАСС, я был уверен, как и многие другие, что война скоро начнется, и, когда ночью 22 июня в воздухе был слышен гул самолетов, я не был удивлен или потрясен внезапностью германского вторжения.

Войну ждали… Я сразу пошел записываться в истребительный батальон, формируемый из студентов Политеха, но уже примерно 30 июня меня вызвали по повестке в военкомат и спросили:

– Где желаете служить?

– На флоте.

– С этим проблем не будет. Идите домой, мы вас вызовем.

Дней через десять меня призвали и отправили в Ленинградское танковое училище, которое было развернуто на базе Ленинградских бронетанковых КУКС (курсы усовершенствования командного состава).

До этого в Питере было только танко-техническое училище. Я плохо себе представлял, что такое армия и танки. Помню, шел первый раз в училище, по дороге зашел в парикмахерскую, постригся, чтобы выглядеть прилично, но только попал в училищную казарму, как на входе столкнулся с сержантом с ножницами, который всех стриг под «нулевку». Весь наш курсантский набор состоял из образованных и взрослых людей: студентов и аспирантов городских вузов, инженеров ленинградских заводов, и только когда нас 20 августа вывезли в эвакуацию, в курсантские батальоны добавили восемнадцатилетних ребят. Нам объявили: срок обучения ускоренный – 9 месяцев.

– Куда было эвакуировано училище? Какие знания успели получить курсанты-танкисты за столь небольшой срок обучения?

Училище эвакуировали в Магнитогорск, наш набор – всего два курсантских батальона.

Толком нас воевать не научили, весь период пребывания в училище запомнился совершенно нерациональным использованием времени для подготовки танкистов.