Я дрался на танке. Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34»

Для меня на войне самый тяжелый момент, самый мандраж, это ввод в бой после переформирования или отдыха. До соприкосновения с противником лично у меня всегда была сильная тревога: как он, что он. Потом ты начал воевать, врос в обстановку, волнение сразу отпускает. Бояться некогда, ты занят делом. Появляется какой-то дикий азарт. Даже мысль, что тебя убить могут, не приходит, наоборот, я его должен достать, и не иначе!

Больше всего я боялся за пополнение, не нюхавшее пороху. Как эти люди поведут себя в бою? По опыту я уже знал, что если есть успех в бою, если противник играет по нашим правилам, то молодежь быстро схватывает, что к чему, воюет «на моей стороне», делает то, что я хочу. Если первый бой был успешный, инициатива у нас, то эти люди будут хорошо воевать и дальше. Но бывает и по-другому. Атаки отбиты, успеха нет, у молодых танкистов в себе уверенности тоже нет. Это самое страшное дело. Тогда жить этим ребятам в лучшем случае две-три недели. Потом на корм воронам. Выбьют всех. Так что основная моя задача: в первых боях вселить в молодых уверенность, что они могут и умеют драться. Тогда и на душе легко, и командовать легко.

5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова, в составе которой мы дрались еще под Прохоровкой, ушла в Белоруссию и дальше, в Померанию, Прибалтику, остались только 7-й мехкорпус и наш, 18-й танковый корпус.

20 августа началась Яссо-Кишиневская операция. Я, как комбат, был в курсе дела, что с утра начнется артподготовка. Да и повидал уже артобстрелов на своем веку. Но такого мощного огня видеть еще не приходилось. Началось все с реактивных залпов «катюш», затем подключилась артиллерия всех калибров, а потом и авиация — штурмовики и бомбардировщики начали обрабатывать немецкую оборону. У нас земля дрожала, стоишь рядом с человеком, кричишь ему, а он не слышит. Жуткий постоянный грохот. Около полутора часов шла артподготовка. Мы к тому времени покормили людей и были готовы. В прорыве немецкой обороны мы не участвовали, оставаясь пока в резерве. От передовой в тыл потихоньку потянулись наши раненые пехотинцы, кто на подводах, кто пешком. Нам сообщили, что наметился успех наступления. Только в середине дня я получил задачу выйти с батальоном на исходный рубеж, в район армейского командного пункта. Перед наступлением я уже бывал на нем, на рекогносцировке. Большая высота, замаскированные ходы сообщения, наверху стереотрубы, приборы наблюдения. Оттуда просматривался значительный сектор вражеской обороны, конечно, тоже тщательно замаскированной. Тогда нам был дан строжайший приказ: не маячить, не демаскировать КП. И вот сейчас мы, группа командиров разных родов войск и званий, открыто стояли на этой высоте, глядя в бинокли. Вскоре после моего прихода на КП, прямо над нами, на высоте всего около 300 метров появилось полсотни тяжелых немецких бомбардировщиков Ю-88 (не путать с пикировщиками Ю-87). Надо сказать, эта махина нас впечатлила. Десятки здоровенных машин, несущих смерть! Мы все задрали головы и замерли в оцепенении. Не бомбят. Развернулись и пошли куда-то в сторону наступающих войск. Через некоторое время донесся мощный гул бомбовых разрывов.

Уже стемнело, когда мой батальон получил приказ на движение вперед, причем в авангарде бригады. Ночь, темно. Пока проходили развороченную нашими войсками немецкую линию обороны, нарвались на минное поле. Саперы наши просмотрели. Два танка в батальоне подорвались. К счастью, никто не пострадал, машины тоже — перебило гусеницы. Вызвали саперов, они быстро нашли проходы. Пошли вперед. Всю ночь батальон шел, не вступая в соприкосновение с противником, так его здорово пугнули. В головном дозоре шел взвод Брюхова, вдруг его танки остановились и открыли беглый огонь куда-то в сторону. Обстановка позволяла, и я подъехал к танку Брюхова, вылез, постучал в люк, он высунулся. Спрашиваю:

— Куда мы стреляем?

— Вон там немцы отступают.

— Сколько до них?

— Два километра.

Я посмотрел в бинокль, до отходящих немецких танков километра три-четыре.

— Ты стоишь на горке, тебе кажется, что близко, а на самом деле ты их не достанешь, и вообще у тебя какая задача? Это направление, вот и двигай вперед! Что происходит слева, справа, нас не касается. Ими другие занимаются.

Механик-водитель Брюхова, он сейчас живет здесь, в Екатеринбурге, потом мне рассказывал:

— Мы слышали, как вы Василия воспитывали, сидели в танке, улыбались.

Но потом Василий Павлович воевал здорово. Да и не он один. После взятия Хуши раскрылись души у молодых танкистов, почувствовали они, как бить немца. Уже через несколько дней я назначил Васю Брюхова командиром 2-й роты, вместо одного слабого офицера.