Я дрался на «Тигре»

Мы прибыли на место, Фендезак вернулся с инструктажа на боевое задание. Наше танки были еще покрашены в темно-серый цвет, и в заснеженной местности на них ездить было опасно. Белой краски не было, а покрасить обычной известковой побелкой на сильном морозе было невозможно.

Когда приезжали маркитанты, мы надеялись получить алкоголь, шоколад и табак. Но, как обычно, эти товары интересным образом куда-то исчезали по мере приближения к линии фронта. В этот раз нам привезли только зубную пасту, которую мы с негодование отвергли. Кто будет чистить зубы при температуре минус 20 градусов? Все ее повыбрасывали. Наш водитель «Гобби» Тост собрал тюбики нагрел их, и мы нанесли пастой маскировочную окраску на танки.

Во время одной из атак мы подбили первый русский танк КВ-1, Klim Woroschilov 1. Это была очень сомнительная победа. Танк стоял на «9 часов». После обстрела русский экипаж сбежал и оставил танк стоять. Пробоин в нем мы не нашли, но засчитали его нам как подбитый. Потом его взорвали саперы. А вскоре пришла и наша очередь. Русские заложили противотанковую мину на дороге, по которой шло наше снабжение. Взрыв! Танк высоко подпрыгнул, люки вылетели, все закричали: «Нас подбили! Нас подбили!..» Я подождал некоторое время, не случится ли что-нибудь еще, увидел, что наша гусеница лежит на дороге за танком. Мы как-то выбрались. Пехота отходила назад, мы спрятали секретные кумулятивные снаряды и тоже отошли, танк остался на вражеской территории.

Несколько дней мы куковали с пехотой на морозе, ждали, что будет контратака и наш танк отобьют, но потом разведка доложила, что русские его взорвали. В одном бункере жгли костер, я заснул и проснулся от боли в ногах. Пока я спал, на мне сгорели сапоги, потому что тело во сне автоматически развернулось ногами к огню.

На деревянных санях, что для танкистов выглядело совсем позорно, мы живыми и здоровыми вернулись в Нарву. Тем временем мне присвоили звание обер-ефрейтора и назначили командиром танка, чем я был бесконечно горд. Вместе с моим не всегда беспроблемным экипажем – я вспоминаю имена Пауэрс, Белох и Книспель – мы были на пути на фронт. От разгрузочного вокзала в Кингисеппе мы поехали до дороги Москва-Ленинград, в Любань. Там было три месяца очень странной для танкистов войны, в лесной и болотистой местности мы поддерживали 21-ю пехотную дивизию. Мы с нашим танком воевали только в качестве перемещающегося бункера. Это не было танковыми боями, к которым нас готовили. Нас вводили в бой по одному-два танка, часто по произволу ничего не понимающих в танках пехотных офицеров, и нам надо было стараться сохранить танк и экипаж. Два раза наш танк подбивали, экипаж выжил. Это положило начало слуху, что «в танке Руббеля с экипажем ничего не случится». Названия населенных пунктов, таких как Дубовик, Липовик, Березовка и Тигода, до сих пор сидят у меня в памяти. Война в эти зимние месяцы при температуре около минус 40 градусов «замерзла»! Обе стороны боролись за свое выживание. Русские при этом выглядели лучше немцев. Пехота ходила в тех самых шинелях, в которых они ходили дома, в вязаных шлемах под стальными касками и перчатках. Русские выглядели совсем по-другому: валенки, ватные куртки и брюки, меховые шапки. Они были более привычны к холоду и лучше подготовлены к зиме, у них было меньше трудностей. Наш пулемет MG-34 не работал, потому что немецкое оружейное масло замерзало, наши танковые аккумуляторы теряли на морозе свою мощность, и танковые моторы не заводились. Мы должны были снимать тяжелые аккумуляторы, чтобы нагреть их над огнем. Русские заводили свои моторы сжатым воздухом, и они работали.

В марте 1942 года у Дубовика я только чудом избежал смерти. Мы поставили два наших танка в позицию для атаки в зимнем лесу. Пехота села на танки, чтобы не идти по снегу, что было очень тяжело. Где находится враг, мы не знали. Все шло хорошо, и мы немного расслабились. Вдруг, примерно с 200 метров, раздался выстрел, и снаряд попал в мой танк. Башню танка перекосило влево, сопровождавших нас пехотинцев сбросило в снег. Я заметил, как КВ-1 исчез между деревьями. Сначала наша атака остановилась. Потом, опять не видя врага, мы начали медленно продвигаться в заснеженный лес. За елями мы увидели нашего противника. Мы открыли по нему бешеный огонь, но он не реагировал. Мы осторожно к нему приблизились. Я вышел из танка и под защитой пехотинцев залез на КВ. Он застрял, и экипаж его бросил, танк был полностью готов к бою. Перед атакой нам сказали, что у русских нет бронебойных снарядов, но в этом КВ я насчитал более 20 штук. Нам очень повезло, что по нам он выстрелил осколочно-фугасным снарядом, который только оставил вмятину на башне нашего танка. Если бы это был бронебойный снаряд, то сегодня я бы с вами не разговаривал!

– Был какой-то приказ не ввязываться в бои с тяжелыми русскими танками?