Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

Вторая группа — 5 Ил-2 Банифатова и 8 «яков» — потеряла четыре истребителя, включая командира эс­кадрильи Маркова и его зама, и три штурмовика [15 сентября 1944 года в 18:10 группа 16 Ил-2 35-го шап КБФ и 20 Як-9 и Як-7 12-го иап КБФ атаковала корабли противника и подвер­глась нападению сначала 6, а затем 14 ФВ-190. Летчики 12-го полка сбили 4 самолета, потеряли 1 Як-7 от зенитного огня (мл. л-т Липа-ев), 1 Як-7 и 3 Як-9, сбитых истребителями (к-р аэ к-н Марков, пом-ком, аэ ст. л-т. Теплинский, л-т Дорошенко, мл. л-т Симутенко). Из­вестна лишь одна потеря 35-го полка — экипаж л-та Степанова. Со стороны летчиков И.ДЮ 54 1 Ил-2 и 1 Як-9 заявил сбитыми обер-лейтенант Хельмут Веттштайн, 2 Як-9 — фельдфебель Херберт Кол-лер, а самолет Дорошенко уже на траверзе Кунды — лейтенант Ос­вальд Унтерлерхнер].

Иногда я говорю, что сопровождение «илов» было делом нелегким, так как мы были привязаны к штурмо­викам и не имели права вести свободный воздушный бой, но, конечно, сравнивая наши воздушные бои с тем, что испытали наши друзья в 1941 — 1942 годах, это было проще. К 1944 году «лавочкины» и «лагги» из других полков крепко повыбили немцев, и они были неспособны атаковать крупными силами, но даже один истребитель, оказавшийся в нужное время в нужном месте, мог натворить больших бед. И летчики продол­жали погибать и пропадать без вести... Любой из нас мог стать следующим, и поэтому нам еще больше хо­телось жить и чувствовать вкус жизни, однако все бы­ли готовы отдать свою жизнь за свою страну и дру­зей. Я думаю, летчики с другой стороны чувствовали то же самое, ведь, в конце концов, мы были одного возраста.

В октябре 1944 года мы перелетели в Пярну для участия в освобождении островов Эзель и Даго. Как-то раз — я не участвовал в том бою, но мне рассказывали, не могу ручаться за достоверность, — на высоте пяти­сот метров группу штурмовиков атаковала пара «фок-ке-вульфов»... А здесь надо отметить, что защита у са­мих Ил-2 была очень приличная. Опытный стрелок штурмовика мог достать любого в радиусе трехсот метров, и горе тому немцу, кто пролетит у «ила» под носом. Три-четыре снаряда 23-мм пушки ВЯ, стояв­шей на штурмовиках (не говоря уже о 37-мм, но тех я видел не много), хватало для уничтожения любого ис­требителя. И хотя штурмовики не вели наступательных воздушных боев, но при удобном случае всегда откры­вали огонь.

В тот раз «фоккеры» вышли из атаки прямо перед звеном «илов», которым оставалось только нажать га­шетки. Ведущий немец получил несколько снарядов в крылья и фюзеляж, его самолет взорвался, оставив по­сле себя лишь облако дыма и кусок оперения с хвосто­вым колесом. Его ведомому один 23-мм снаряд попал в кабину, и тот ушел «горкой» в набор высоты. Летчик, ко­торый рассказывал мне об этом бое, пошел за ним вверх, думая, что «фоккер» пытается удрать, но, когда нагнал его, увидел, что у немца в клочья разорвало борт, снесло фонарь, а от пилота в кресле осталось од­но кровавое месиво. «Фокке-вульф» сделал пару мерт­вых петель, вошел в штопор и упал в море... [Предположительно, речь идет о боях 35-го шап КБФ с «фокке-вульфами» 24 октября 1944 года в 12:37—15:46, в одном из которых летчики-штурмовики л-т Гаврилов лично и сержанты Бочкарев и Со­ловьев в паре сбили 2 ФВ-190]

После освобождения Эзеля мы перелетели на аэро­дром Кагул, и начался у нас период затишья. В Латвии той осенью другие полки летали против военно-мор­ской базы Либава и понесли большие потери, а нам по­ручили вести в основном разведку акватории Балтий­ского моря.

Примерно в то же время в полку появился единст­венный наш Як-3. Его предоставил нашему команди­ру дивизии Слепенкову командующий ВВС флота, а числился самолет за звеном управления 12-го иап. Дело в том, что наша дивизия была штурмовая, и ко­мандовал ею до этого Челноков — летчик-штурмовик. Слепенков же был истребителем, и ему Як-3 был не­обходим.

Новенький истребитель нужно было перегнать из Таллина на Эзель, и это дело поручили Сергею Беляеву и мне. В Лагсберг мы перелетели на двухштурвальном Як-7. Обратно я возвращался на нем же, а Беляев — на Як-3. Это был единственный случай, когда я вылетел под «этим делом», и больше так никогда в жизни не экспериментировал. На подлете к Кагулу я поначалу просто не заметил посадочной полосы, но все, к сча­стью, обошлось.

Погода зимой 1944/45 года стояла скверная, и раз­ведка кораблей и подводных лодок противника была делом нелегким. Чтобы мы могли замечать даже пери­скопы, нам приказали летать на высоте не более 100 метров. Вылеты эти мы очень не любили. Маршрут про­легал от Эзеля почти до Турку, потом к Швеции и, нако­нец, к Литве. Не доходя 20 км до Либавы, мы поворачивали к своему аэродрому и садились в Кагуле. Весь этот путь ты всматриваешься в волны с высоты сотни метров, да еще снег порой идет, туман, дымка! Когда нас освободили от этих заданий, мы очень обрадова­лись.