Поехал я в Ленинград на эти курсы. Находились данные курсы в районе Большой Охты, там когда-то располагались казачьи казармы. Рядом Волковское кладбище. И вот мы учимся. В ноябре 1942 года нас построили, весь личный состав, только начальство осталось в здании, и направляют всех на Невскую Дубровку. Нас было человек семьсот, никак не меньше, и по заданию мы должны были переправиться на вражеский берег и отогнать немцев от Невы, чтобы подготовить плацдарм для высадки войск. Но операция была организована из рук вон плохо, половина бойцов утонула еще при переправе, немец бил по переправочным средствам со всей мощи. Моя лодка перевернулась, я выбрался на берег, потому что вырос на воде, и вернулся на исходный пункт переправы, находившийся в здании бумажной фабрики, крышу которой к тому времени разрушило, но стены все еще стояли. А это ноябрь месяц, вода холодная, я намок, вода налилась под галифе, так что сапоги пришлось снять, вокруг ужасный холод. И я прибегаю туда, а там сидит старшина нашей сводной роты, они с тыловиками развели костер и греются. Вдруг я захожу, как цыпленок мокрый. Меня раздели сразу же, старшина дал мне стакан спирту, а я никогда не пил до этого, мне же говорят пить, но я возражаю: «Ведь сдохну же!» Но все равно был приказ выпить. Так что я проглотил этот спирт, после чего завернули меня в палатку, уложили, и быстро заснул, а старшина с солдатами в это время на костре подсушили мою одежду. Как проснулся, одели меня и приказали идти в тыл, там есть наши хозяйственные части. Я пошел, а там была лощина, и дорога по ней вьется. Навстречу мне идет полковник и три офицера с ним. Говорят: «Как там на том берегу?» Я отвечаю: «Если вы попадете на тот берег, то узнаете, а я даже переправиться не сумел». В общем, операция была провалена, людей погибла масса. Нас из курсантов осталась малая часть, куча убитых, многие попали в госпиталя. Остатки сводного отряда пешими с Невской Дубровки погнали до Пороховых, вели строем, мы страшно устали. Но когда туда пришли, то нам разрешили умыться и оправиться, мы немножко отдохнули. После передышки всех построили, отдали команду: «Шагом марш!» И вдруг оркестр заиграл. Я до сих пор помню, ну никакой усталости, как будто с нас ее сняли. И мы от Пороховых до Большой Охты шли под музыку. А там поставили два грузовика «ЗИС-5», у которых борта откинули, поставили на них столы, накрытые красной тканью, и нас встречали, записывали личные данные. Мы продолжили учебу, а в январе 1943 года вышел приказ № 25, в соответствии с которым поменяли знаки отличия на петлицах погонами. И нас в феврале выпустили уже в погонах младших лейтенантов. К вводу погон мы отнеслись совершенно нормально, никаких кривотолков по этому поводу не ходило, только у некоторых, кто еще не видел офицеров в погонах, случались конфузы – они не понимали, что это у нас на плечах.
Меня направили командиром взвода в 4-ю стрелкового роту 2-го батальона 192-го гвардейского стрелкового полка 63-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Николай Павлович Симоняк, который командовал стрелковой бригадой при обороне полуострова Ханко. Стояли мы в поселке Морозовка, названном так в честь знаменитого российского ученого и народника Николая Александровича Морозова. Поселок был шикарным, даже своя больница имелась. Ночью по тревоге нас подняли, и тут пошел дождь, а у нас же только офицеров одели в полушубки, солдаты оставались в шинелях, они намокли, замерзли воротники, многие ребята растерли себе шеи. Но все равно, за ночь мы прошли на передовую под поселок Красный Бор. И на рассвете началась артподготовка, нас подняли в атаку, уже в первый день наступления дали причесать частям 250-й испанской «Голубой» дивизии. Но в этом бою меня ранило пулей в левую руку и перебило ее. Я пришел в какой-то населенный пункт, где какой-то начальник политуправления меня спрашивает: «Вы что, ранены?» Тогда все строго следили за тем, чтобы не было симулянтов при атаке. Объясняю, что при наступлении был ранен, меня перевязали и оказали помощь. Несколько дней я пробыл в Ленинграде, после чего по «Дороге жизни» был перевезен в тыл и эвакуирован аж в Вологодскую область на станцию Вожега, где на базе местного железнодорожного оборотного депо организовали госпиталь.