Я дрался в Вермахте и СС

По окончании учебы я должен был надеть униформу. 30 марта 1944 года меня призвали в танковые войска. В одном маленьком городке в Шлезии в танковой резервной части номер 50 я проходил обучение на танкового ремонтника, электрика. Обучение шло прямо в ремонтном цеху. Когда я закончил обучение, то попал на формировку в Данию. Номера или названия этой части я не помню – это была сборная часть. Туда я попал из-за разногласий со старшим ефрейтором. Он был очень гордый, и я не мог найти с ним общий язык. Данию мы называли Шпек-фронт, Сальный фронт – там было спокойно и сытно. Там я прошел обучение на минометчика. За деревней, в которой мы жили, был хутор, в котором стоял пост. Меня и еще двоих послали туда дежурить. Мы решили, что втроем можно не стоять, и я пошел в дом. Потом ко мне присоединился второй товарищ, ему тоже было неохота стоять на посту. Пришла проверка, нас поймали и судили военным судом. В административном порядке приговорили к двум неделям штрафного взвода и четырем неделям на фронте. Не было бы счастья, да несчастье помогло: я не мог поехать на фронт, поскольку был болен – во время длинного марша стер палец на ноге, началось воспаление, и я не мог ходить. А мой товарищ поехал на фронт и оттуда не вернулся. Когда я выздоровел, то меня отправили в штрафной взвод. Там нас мучили и гоняли. Мы должны были целый день маршировать без какой-либо еды и питья от расположения части до бункера в лесу, который строили русские пленные. Помню, они нам дали кусок хлеба… В первый раз русских пленных я видел в 1943 году в Бреслау. Там строили картофельный склад, и я, как электрик, прокладывал проводку и устанавливал оборудование. Там пришел поезд с картошкой, и русские пленные его разгружали. Там я в первый раз услышал русскую речь. Как и немецким пленным в России, не всем русским пленным в Германии жилось плохо.

Две недели я пробыл в штрафном взводе и вернулся в часть. А вскоре, в феврале 1945 года, нашу часть послали на фронт в Померанию.

В Штатгарде, в Померании, мы выгрузились из поезда и сразу же попали под артиллерийский обстрел – получили сразу же промеж ушей. В Померании все было перепутано, было непонятно, где фронт, где тыл. Буквально на следующий день мы пошли в первую атаку. Не получилось, а приказ отступать пришел слитком поздно, и один товарищ был ранен. Мы положили его в плащ-палатку и отнесли на хутор, где находился лазарет. Там старший врач меня спросил: «Вы ведь мясник?» – «Нет». – «Но перочинный нож у вас есть?» – «Да». – «Видите раненых. Срезайте с них одежду». Врач мне не просто так говорил про мясника – крови было море. Наступила ночь, раненых больше не приносили, я пошел на сеновал и лег спать в соломе. Когда я проснулся, хутор горел, а по нему ходили русские солдаты. Вот это сюрприз! Я начал думать, как мне сбежать. Я хорошо ориентировался, откуда мы пришли. Я вышел на дорогу, изобразил из себя пьяного, когда на меня натолкнулись русские, я что-то промычал невнятное. Проскочил мимо русских солдат и вернулся к нашей линии фронта! Я снова был на позиции. Ночью русские атаковали с танками Т-34. Я сидел в окопе и ничего не видел, только слышал рядом какой-то шум. Тут выстрелила наша ахт-ахт (8,8) зенитная пушка. Оказалось, этот шум происходил от танка Т-34, который загорелся недалеко от меня. В этот момент я так испугался, что забыл, как меня зовут. Нас выбили с наших позиций, мы отступили. Все было вперемешку, поэтому очень тяжело вспомнить, что именно и где было. Мы снова куда-то маршировали и пришли на полевой аэродром с новейшими реактивными самолетами. Это было неожиданно, мы их никогда не видели. Эти новейшие самолеты охранял только фольксштурм: пенсионеры со старыми автоматами, мы над ними смеялись. Цирк! Эти самолеты захватили русские, я уверен. Мы отступали дальше. Однажды на рассвете нас снова атаковали русские. Я уже был с пулеметом MG-42. Вторым номером расчета мне дали одного люксембуржца, который был старше меня. Он носил боеприпасы. Тут пришел приказ: «Спасайся, кто может». Товарища из Люксембурга ранило в бедро, он больше не мог идти. Я взял его на плечи и понес. По нам стреляла пехота, «сталинские органы» и минометы. В пяти метрах впереди нас упал снаряд «сталинского органа», он не взорвался. Очень повезло! Я вынес товарища из-под огня и только там его перевязал – перевязочный пакет мы всегда носили с собой в сумке. Взвалил его опять на плечи и понес дальше. Нас опять обстреляли. Он сказал, что его опять ранили. Я его положил, осмотрел – трассирующая пуля попала ему в спину, прошла через легкие, впереди на гимнастерке прожгла дырку и там застряла. Он принял пулю, которая иначе досталась бы мне. Я доставил его на перевязочный пункт, который находился в деревенском трактире, и пошел дальше. Dal’sche.