Я дружу с Бабой-Ягой

— Товарищ папа! Твой сын благополучно вернулся из спасательной экспедиции! Спасен начальник лагеря и рабочий десант! Никаких ЧП не произошло! Юнга Полыга!

— Может быть, юнга.

— Ну, может быть.

— Я в курсе. Что ж, будем надеяться, а пока молодцы. Кое-какие вопросы потом, а сейчас хватай Димку и — за стол. Я такой суп сварил! Такой суп! — зажмурившись и тряся головой, воскликнул папа. — Всем супам суп! Только не знаю, кто его есть будет!

Он был в хорошем настроении, и я, вдруг подхлестнутый чем-то необъяснимым, счастливо завопил и прыгнул на отца, обвивая его руками и ногами.

8

Мои смутные подозрения насчет этой гоп-компании начали подтверждаться в тот же день после обеда.. Филипп Андреевич распорядился выдавать всему рабочему десанту робу, и мы радостно и шумно ввалились к Егору Семеновичу на склад. Склад был набит тюками тельняшек, белых форменок, гюйсов, ящиками пилоток, связками ремней, аквалангами, водными лыжами, воздушными винтовками и десятками других редких вещей. Хоть все это мы с Димкой вчера уже видели, но снова завертели головами и обалдело захлопали глазами. И вдруг я мимолетом поймал пронзительный взгляд Рэкса и как бы очнулся. Тыча друг друга локтями, кратко перешептываясь и куце кивая туда-сюда, троица была вся внимание и напряжение. Они не только запоминали, где что лежит, но одновременно изучали стены, двери и пластиковую крышу, прикидывая, наверно, что можно отогнуть, подпилить или раздвинуть, чтобы вернее сюда забраться. Мне аж лопатки свело от дурных предчувствий.

На Ухаря, Рэкса и Митьку роба — штаны и верхонка из грубой темно-синей материи — нашлась сразу, а на меня с Димкой — увы, как Егор Семенович ни рылся в ящиках. «Не бывает таких мозглявых матросов»,— сказал кладовщик. Пришлось взять какие есть.

Ох, и посмеялись над нами десантники, когда мы примерили нашу робу — прямо утонули, скрылись в ней, как в скафандре. Но Семеныч засучил нам рукава, подтянул ремни и заверил, что сойдет.

В этот вечер пришлось потрудиться! Сначала под руководством Филиппа Андреевича и с помощью физрука Ринчина и папы мы натягивали на каркасы двадцатиместные солдатские палатки, а потом устраивали себе новое жилье в мичманском кубрике хозяйственного корпуса, потому что дебаркадер плотники принялись переделывать сегодня под штаб, классные комнаты и библиотеку. Мы носили кровати, матрацы, получали постельное белье, и хотя это было не легко, но суматошно и весело.

Уже в сумерках, когда готовились ко сну, прикатила Рая, посланная еще в обед за помощью Григорию Ивановичу, катерок которого весь день телепался у мыса, то скрываясь за ним, то появляясь снова. Рая виновато доложила, что промоталась без пользы — нет свободных катеров, разве что к утру что-нибудь сообразят.

— А если ночью заштормит? — воскликнул Давлет и щелкнул подтяжками. — Лень им — вот и все! — Он вышел на балкон, пощелкал и там подтяжками, вглядываясь в еще светлый и пустынный залив, и вернулся.— Черт!.. Море ведь!.. Он что, в шутку объявил голодовку, Григорий Иванович, а, Рэкс?

— Не знаю.

— Хоть сколько-то еды взял?

— Нисколько.

— Или вы не предложили?

— Предлагали.

— Пижонство!.. Рая, извини, что не даем тебе толком отдохнуть, но придется ехать.

— Пожалуйста!

— Посейдон за нас!.. Михаил Иванович, — обратился Давлет к папе, — а тебе не надо в город?

— Вроде нет.

— А ты хотел в контору, насчет каких-то бумаг выяснить. Поехали, а то когда завтра доберешься!

— А-а, верно, — вспомнил папа.

— И мне ведь надо, за секундомерами, — спохватился физрук.

— Вот и айда скопом! — обрадовался Давлет.

Папа шепнул мне, что с такой гвардией, какая здесь остается, я могу ничего не опасаться, все живо собрались и уехали.

И тут у меня екнуло внутри — быть беде, склад обчистят наверняка!

Украдкой я поделился своими опасениями с Димкой. Он горячо согласился, что да, что и он почуял неладное и сам хотел меня предостеречь, мало того, Митька уже пытался подменить ему ремень, потому что Митькина пряжка оказалась с царапиной, а его, Димкина, без царапин. И мы договорились следить в оба.

Улеглись.

Слева от меня, у двери, стояла кровать Димки, справа — Ухаря, Рэкса и Митьки. Егор Семенович устроился в углу кубрика, подальше от окон и дверей, и, кашлянув раза два, мигом захрапел. А я так насторожился, что если бы вдруг превратился в ружье, то обязательно бы в пятикурковое — на каждое чувство по курку, и все были бы взведены.

Справа зашептали:

— Рэкс, выйдем?

— Куда?

— Да хоть в гальюн.

— А, пошли.

— И я, — присоединился Митька.

— Ой, и я хочу! — неожиданно для себя воскликнул я.

— Лежать! — пресек Рэкс.

— Да пусть, только чш-ш! — сказал Ухарь.

— Схожу-ка в гальюнчик и я! —спохватился Димка, которого я тряхнул за руку в темноте.

— Ну, локшадины, приспичило! — проворчал Рэкс.

— Айдате! — скомандовал Ухарь и заширкал по полу нацепленными на носок кедами.

Начинается! А то, что навязались мы, для них даже удобнее — сейчас тюкнут нас чем-нибудь по затылку — и до утра без памяти, а сами делай, что хочешь. Я так это ясно вообразил, что мой затылок заломило заранее, но отступать было нельзя.