Я думала, я счастливая... (СИ)

К быту приспосабливался сложно. Его раздражало, что он стал неуклюж, а часто и беспомощен, особенно когда нужно было выполнить мелкую работу. Приходилось постоянно обращаться к Соне. Они оказались заложниками маленькой, беспорядочно захламленной квартирки. И поначалу Николай млел от круглосуточного присутствия Сони и ее милых, порой, неловких попыток оказать ему помощь. Как могла она его развлекала: читала вслух, выходила с ним на прогулку, экспериментировала с готовкой. Но Николаю почему-то становилось душно и тоскливо. Врачи предупреждали его о том, что эмоциональное состояние может пошатнуться, но Николай отмахивался: какие глупости, он же не Тимур-меланхолик. Он мужчина и знает, что такое ответственность, ему некогда вздыхать и лить слезы. Однако чем больше проходило времени на больничном, тем сильнее Николая охватывали паника и раздражение. По ночам он не мог уснуть, рисуя мрачные картины своей никчемности, а днем часто срывался из-за пустяков. Он не мог прочитать названия лекарств, а у Сони никак не получалось уяснить, в каком порядке их расставить и разложить, чтобы ему было удобнее. Прежде Николай никогда особенно и не вникал в такие детали. Если подхватывал простуду, то ложился на диван, а дальше оставалось только послушно открывать рот — у Тамары всё было четко и определенно: сколько, что и как часто. Поворчав на Соню, Николай ненадолго успокаивался, но потом вновь нервничал и злился — всё ему было не так. Соня старалась угодить, но получалось только хуже. При этом оба испытывали бесконечное чувство вины за то, что растеряли ощущение легкого, пузырящегося, как шампанское, счастья. В темноте Соня тихонько плакала, а Николай делал вид, что не знает об этом. Атмосфера бессилия грозила раздавить их обоих, как маленьких букашек, угодивших в ловушку.

Глава 33

В небольшой лужице галдели и толкались ошалевшие от солнца воробьи. Николай сидел на скамейке и чувствовал себя самой настоящей развалиной. Он выбрался в парк сразу после того, как Соня уехала в консультацию. Лениво шевельнулась мысль, что возможно и не в консультацию вовсе, или не только туда, но тут же затихла. Сидеть взаперти было невыносимо, и он вышел на улицу. До парка рукой подать, а там можно спрятаться в глубине и долго-долго гонять мысли по кругу. Соня осторожно предложила показаться доктору, который когда-то помог ей, а теперь помогает и Тимуру, но Николай наотрез отказался: еще не хватало прослыть психом. Как-нибудь справится сам. Это просто плохое настроение. Оно пройдет, как только он окончательно поправится и выйдет на работу. Каждый вечер перед сном Николай давал себе обещание проснуться полным энергии и сил и прекратить, наконец, хандрить и раздражаться по пустякам. Но открыв утром глаза, он с тоской понимал — ничего не выйдет, и сегодняшний день будет такой же мрачный, как вчера и как позавчера… Выть хочется. Иногда он заставлял себя принять контрастный душ, щурясь и вглядываясь в зеркало, не без порезов брился, щедро мазал лицо дорогим лосьоном и растягивал губы в улыбке. Но запала хватало ненадолго. К тому же, Соня сразу чувствовала его фальшь и не хотела подыгрывать. Да и правильно. К чему этот спектакль? Так и сидели, каждый занятый своим делом. Он бесконечно слушал длинные книги, изнемогая от безделья, а она уходила на кухню и раскладывала на столе узкие яркие ленты, собираясь делать картины. Но рисунок не получался, атлас сбивался в кучу, нитки путались, и Соня сгребала разноцветный ворох и раздраженно бросала в корзинку для рукоделия.

— А ты что? — спрашивал ее Тимур, выслушав тихое, почти монотонное, повествование Сони.

Смутные подозрения Николая в том, что Соня продолжает ездить в клинику, оказались небеспочвенны. Каждый раз она мучилась, но как неприкаянная приезжала к Тимуру. Его ровный спокойный голос, участие, теплые руки помогали пережить отчаяние. Она не могла достучаться до Коли и с каждым днем чувствовала, как теряет силу. Однажды ночью, когда снова тихо плакала в подушку, ей показалось, что произошедшая авария — это расплата за то, что она попыталась окончательно расстаться с Тимуром. Нужно было это сделать как-то по-другому. Не так резко, не так жестоко. Круг замкнулся, и она опять сидит рядом со своим учителем и просит совета, как наладить разваливающуюся на кусочки жизнь.

— А я просто живу. Как во сне. Я пыталась, много пыталась расшевелить Колю, но что-то с ним случилось. А я не понимаю, что… Он… он, как будто замерз…

Тимур хмурил темные густые брови, задумчиво тер ладонью лицо.

— Я думал, я отдал тебя в надежные руки, — расстроенно произнес он в сторону.

Соня сидела, поджав худые, как у цапли ноги, длинная ее коса уныло свешивалась на пополневшую грудь, устраивалась кончиками на круглом животе. Со стороны она напоминала нахохлившуюся от ветра и холода птицу, которая, как может, пытается защитить и спасти свое потомство.

* * *