Я - душа Станислаф! (СИ)

- Пойдем, Митричь, к мужикам, …шо расскажу, шо расскажу!.. – вроде, как хвастались его еще сонные глаза, но выбритое до порезов лицо – озабочено.

Мужики артели, семеро – Михаил глазками-то, светлыми и пытливыми, сразу же посчитал, сколько вышли на работу, – видом своим тоже подзывали. Пока пожимали руки, Матвей, распахнув богатый на мех полушубок, указывал пальцем себе на грудь.

- Вот, Митричь, вот!.. Смотри, – и задрал до подбородка низ вязаного свитера.

Марлевая повязка, с почтовый конверт, с просочившейся на ней кровью была прикреплена к телу полосками лейкопластыря выше уровня сердца.

- Это кто тебя?.. – насторожился Михаил: только поножовщины не хватало!

Мужики в один голос загомонили – давай, расскажи, расскажи еще раз. Матвей, застегнув полушубок, ответил, и виновато, и обижено:

- Волки!

- Мать твою!.. – у Михаила отлегло от сердца – Ты что, на территории Лиса капканы расставил?

- Ну, я это…

- Что – это?! – перекривил Матвея бригадир, и его нижняя челюсть подалась вперед угрожающе.

Это когда-то он мог пропустить мимо ушей все, что не касалось его лично и семьи, да годы – кони, а они стареют и болеют: сердечко его все чаще пошаливало, а отношение к людям менялось, не зависимо от характера и привычек.

- Бреши дальше, – сказал он, глядя на часы и прислушиваясь: не кольнуло ли под лопаткой, – у тебя пять минут.

Одна за другой щелкнули и зажглись зажигалки, Михаил – все еще прислушиваясь к себе, – тоже полез в карман за сигаретами, а Матвей, собравшись с духом (от вчерашней встречи с волками) и распотрошенными от пережитого мыслями засипел:

- Значится …у меня дела были там… Со стороны тайги, недалече от берега. Зашел я, значит, следов стаи Лиса нету. Не видно … там, куда мне надо было…

- Ну, хватит ерунду пороть, – подал голос угрюмый и, обычно, не разговорчивый Налим, – капканы у нас там поставлены, на соболя. Прибалт хорошие деньги за мех дает.

- А это еще, кто такой? – поинтересовался Михаил. – Ладно, потом скажешь.

- …Я же и калякаю, что пошел проверять капканы, – выкрутился Матвей, – следов Лиса и его серых архаровцев не зырил…

- А увидел бы, так только след от одного, потому что по нему, одному, Лис водит стаю! – не удержался, чтобы не перебить Матвея, Игореша Костромин, добавив ту же: - Уточняю – это важно!

Крепенький паренек лет двадцати с мамиными, явно, глазами, напоровшись своим уточнением на неодобрительные взгляды старших, натянул на голову, поглубже, лохматую шапку и поднял руки к верху – все, все, все!.. Да не тут-то было: Матвей оскорбился, и матерно и, в свою очередь, оскорбительно облаял Игорешу.

Михаил же хотел узнать, что случилось на таежном берегу озера, и одернул обоих: Игореше сказал, чтоб не встревал, куда та собака, что на его голове лохматится, свой … нос не совала, а Матвею, как старший, заметил – скоро яйца поседеют, да нужно жопой думать, чтобы одному сунуться к Лису. И поторопил: продолжай…

…На холме, где молния дуб или осину спалила – вы ведаете, где это, зырю кого-то на коленях. Весь в черном. Монах – думаю, – молится. И чепец на балде его тоже черный. …Старовер какой – не иначе. А че?! Мож, кони кто двинул из таких, мож, согрешил с кем-то из ихних – видел я их. От бабы – одно: харя в платке.

…Снег-то с холмика стаял и сполз. Вот я и стал подниматься по нему, чтоб не обходить и зырнуть, кто таков? Зырю – стоит на коленях, вроде бы, метров пять до него, и слышу – муркает что-то. Голос – не голос, что-то такое… Непонятка, короче, звуковая! И не бубнит, слышу, и бубен слышу. Я – ближе, мыслю: сейчас рукой до него дотянусь, а он и обсерется.

Тянусь к попику – ядрена мать: не попик и не спиной ко мне…, а мордой: волк на задних лапах!.. А чернющий!.. Глаза только – блым, открыл, е-пере-сэ-тэ, я аж, в штаны сыканул – глаза шамана: каменные. Еще раз глазами – блым, и лишь тумкаю, что уже сам перед волком на коленях…, ну, все: дыхалка и та отключилась. А он зырит на меня и давит этими своими коричневыми кирпичами. Не больно, не… – только что-то из меня выдавливает. Я в Якутии ручкался с шаманом, по одному дельцу – помню его взгляд, да не об этом сейчас толкую…

Матвей с потусторонней, не иначе, жутью в лице и в дыхании затряс головой и замолчал. Мужиков веселила история Зырика, его сиплая и развязанная манера, с которой он им ее подавал – таким топчущимися и, толкающимися будто, словами, обрезанными в интонациях, он им и нравился, но встреча с таежным волком – это серьезно. Хотя всем мужикам и жгло язык спросить: если Зырик сыканул в штаны, то, когда волк-шаман давил на него каменными глазами, может, что-то из него и в штаны выдавил?.. Никто не спросил – ирония отмолчалась в мужиках, а Зырик продолжил. Но не сразу: