Я - душа Станислаф! (СИ)

Сняв с себя овчину и разувшись, Михаил хотел сразу же – под одеяло к спящей супруге Валентине, но что-то он еще хотел… Вспомнил, как только на глаза попался ноутбук. Включил его, зашел в почту – есть: Радомский прислал письмо. Открыл его, прочитал: «Миша, привет. Кланяйся от меня Вале. Хорошо, что после сорока лет – да больше даже, по-моему, - мы отыскались. Сообщи свой точный адрес и посоветуй, как проще к тебе добраться. Все – потом. Запланировал приехать к тебе летом. Надеюсь, не откажешь в гостеприимстве своему земляку и сослуживцу. …Помнишь, как мы за нашего Пашу Пилипенко стреляли? Ты – с правой дорожки, я – с левой. Штатная стрельба была, на подтверждение классности наводчика Т-62М. Наверняка, помнишь, как первым снарядом ты поразил свою цель «Танк в окопе», вторым – Пашину цель. Или уже забыл? А я «положил» за него «Пулемет» и «Движущийся БМП». Ведь так никто и не узнал, что Паша в это время спал в каптерке за пятьдесят километров от полигона. …Жив Пашка, работали с ним на одной шахте, короче – все расскажу, как приеду. Давай – набросай мне, словесно, маршрут. Ну, и занесло же тебя!..

Обнимаю – Валерий Радомский».

Глава четвертая. Шаман.

Сибирский поселок Кедры вытянулся, где широкой, а где узкой полосой домов и хозяйственных построек, вдоль береговой лилии озера Подкова. Старожилы, когда-то, говаривали, что у озера иное название, но оно давным-давно забылось, как и за ним закрепилось это: «Подкова».

(Во времена древней Руси, в местном воеводе не унималась страсть охотника на волков. Однажды, конь воеводы дрогнул перед матерым и – убегать, а у озера с его копыта слетела подкова и угодила гнавшемуся волку прямехонько между глаз. Волчья стая лишилась своего вожака – озеро с тех пор и стали так называть…)

Старожилов в поселке не осталось, разве что их родственники – кто не захотел оставлять хозяйство усопшего родича на разграбление, задержался на время, да потом и остался. Во времена Союза тайгу мало-помалу осваивали наподобие целинных земель, но тайга давалась особо тяжело и непросто, зато поселок постепенно наводнили пришлые и он стал не только плановым субъектом хозяйствования, но и расстроился в социальном плане. С тех пор мало кто выезжал отсюда, даже, как-то, узаконили место для погребения и облагородили его как цивильное кладбище.

Работы – валом, только имей здоровье: сбор кедровых орехов, а в их массиве поселок и заложили когда-то, лов рыбы, которой в озере было ловить – не переловить, охота на таежного зверя, на отстрел которого выдавалась соответствующая лицензия. Можно сказать, что кедрачи (так они себя сами называли) были разнорабочими, занимаясь всеми промыслами по необходимости, оттого у взрослых кедрачей имелись в домах ружья, а в сараях рыболовные снасти. И снасти – дебелые! Их подвалы тоже не пустовали. В продовольственные магазины ходили лишь за казенной водкой и импортными винами, когда такие завозили, а в промтоварные – за выходной одеждой по случаю каких-либо торжеств, да бытовой всячиной. Зажиточно жили, то есть, а сколько их было всего – пять или пятнадцать тысяч – если такая официальная цифирь значилась в документах поссовета, она мало кого интересовала. Главное – сады и ясли есть, школы есть, больница со стационаром есть, и т.п.