Я - душа Станислаф! (СИ)

Последний раз они виделись в июле 2017 года. Ночью им не спалось. Посидели за гостевым столом в дворике, поговорили и о многом, и ни о чем, покурили – все давным-давно спали. Неля предложила сходить на пляж – пришли, присели в кафе, выпили по два коктейля. Оба захмелели в меру – чтобы не быть до конца откровенными, в чем-то друг другу даже признались, но впервые и он, и она, наконец-то, прочувствовали, что, вроде, не теряя друг друга из виду на протяжение шестнадцати лет, вот только что встретились. Хотели – не хотели, да родные друг другу, потому что отец у них – один. А узнав о болезни брата, Неля в тот же день купила билет на поезд, но отец не разрешил приезжать – Лиза находится круглосуточно в палате, со Станислафом, а уж он, пока что – сам!.. Прислала деньги на лечение – на первое время, звонила отцу по несколько раз на день, но позвонить брату так и не решалась – ее искреннее сострадание Станислафу не предполагало сострадание его маме. Хоть и жалко было Лизу, да переживания за отца эту ситуативную жалость поглотили и растворили до надежды в ожидании: брат поборет недуг. …Не поборол – Неля собралась, вызвала такси, но по дороге на железнодорожный вокзал согласилась, что горе Лизы имеет неоспоримое никем право быть горем одних родителей. Так сказал ей отец, а он жив и для нее это – главное. Развернув такси в обратном направлении, она набрала телефонный номер Станислафа и, включив громкую связь, слушала музыкальную композицию группы «Ария»: «…Я свободен от любви, от вражды и от молвы, от предсказанной судьбы и от земных оков, от зла и от добра…», и слезы в ее больших карих глазах пролили ей на руки первую и искреннюю тоску по брату. И эта, вырвавшаяся из нее тоска – тоска откровения старшей и единственной сестры, нежданная и безжалостная, проложила-таки мостик к его душе…

…Душа Станислаф, тоскуя по Неле, и не заметил, как полицейский автомобиль, а за ним и микроавтобус «скорой», припарковались у белого-пребелого домика в старом районе Вильнюса.

Эгле, все еще в форме украинского полицейского патрульного, вышла первой. Она сняла с головы кепку, положила ее на капот, оперлась на него, опустила голову. Серебристые волосы, соскользнув с плеч, закрыли лицо. Похоже, она не хотела видеть свой домик в стиле барроко, небольшой, но объемный в маленьком дворике, где лишним был, разве что, усохший кипарис при входе. О чем она могла думать сейчас, – наверное, о том, что так торопливо и скорбно наклонило ей голову и спрятало от нас лицо. …Агне! Значит, она здесь.

Нордин, Марта и я прошли во двор. Входная дверь, такая же белая, как и изнутри, легко поддалась ладони Нордина. Внутри дома было тихо, но не спокойно. Мы чувствовали боль, нас угнетал стыд и изводил страх. На тумбочке лежали ключи – их оставила здесь Агне перед тем, как войти в спальню матери…