Но у Нели искренность –
из двух половинок, а Станислаф был еще мал и неопытен, чтобы это понять. Она искренне улыбалась, радовалась, желала и себе, и кому-то чего-то, но также искренне злилась, ненавидела и презирала. Марта же не обладала цельной, настоящей искренностью. Поэтому, не презрев в себе слабость духа, и вскрыла себе вены скальпелем – искренности жить без Ренаты не хватило, чтобы принять смерть дочери как данность и продолжать жить. Пусть даже искренностью боли в разлуке.Станислаф не понимал и того, что любовь к родителям эгоистична и жадная на внимание к братьям и сестрам. И вообще, эта любовь особенная: ранимая, но и волевая. Выросшая без отца, Неля не делила его со Станислафом – у каждого из них был свой отец, и за его внимание, любовь и заботу они боролись с зеленоглазой Лизой. Она родила Станислафа, только, став матерью, не смогла (а, может, и не захотела) прозреть от невежества в
оценке любви дочери отца ее сына. Оттого она избегала отношений с Нелей, а Станислаф, зная это, не хотел ее огорчать и о сестре не заговаривал. С отцом – да, но по случаю и по поводу. Да и отец прекрасно все понимал: родные по отцу – не одно и то же, что родные по матери.Неля каждый год приезжала к отцу, ненадолго – понятно, что не случайно, а у отца был сын… Станислаф же признавал сестру, рад был ее семье, но братских чувств она в нем никогда не вызывала. И винить его в этом – все равно, что взять грех на душу, и, если уж – грех, тогда его нужно поровну разделить между матерью и старшей сестрой.